Мистические
носки (совершенно серьёзный рассказ
- и никакого юмора.).
С одним моим знакомым, Саней
Прохоровым, начала периодически происходить одна мистическая история. Такая
мистическая, что чуть ли не до трясучки! Это прямо караул какой-то, фатум, рок
и психиатрическая лечебница в одном флаконе! Впрочем, всё по порядку.
Как-то по весне к нему заявились две
некие женщины, представившиеся организаторами клуба знакомств. Саня – мужчина
одинокий, хотя в молодости был женат, как он сам говорит, учебно-тренировочный
браком. Тренировки ему сначала очень нравились, потом просто нравились, потом
ни так, ни сяк, а в результате - решительно надоели. Он к спорту был
сызмальства равнодушен, а молодая супруга каждую ночь требовала не больше- не меньше,
а мировых рекордов. Прямо затерроризировала его своими любовными Олимпийскими
Играми! Поэтому, несмотря на яростное сопротивление тренера, то есть, её,
относительно молодой ненасытной супруги (ей уже под тридцать было, когда она с
Саней познакомилась, а до него и замужем ни разу не была, и в ней накопилось столько этой нерастраченной спортивной энергии,
что просто караул!), Саня понял: всё, завязываю с этим семейным делом. Опять же
она, тренированная, беззаветно влюбилась в его двухкомнатную квартиру,
оставшуюся после ухода и мир иной саниных родителей. Да, квартира всем
квартирам квартира: трёхкомнатная,
потолки – три пятьдесят, в прихожей хоть в футбол играй, санузел раздельный, кухня
– шестнадцать метров, опять же центр города. Слава Богу, Сане хватило ума тренершу
в ней вовремя НЕ прописать, потому что такая подозрительная любовь навевала на
определённую грусть и большие подозрения в смысле искренности её любовных
чувств. Поэтому он, Саня, не без труда преодолев её натренированное физически-моральное
сопротивление, вернул её, рекордсменку, для дальнейшего проживания к её
единоутробным папашке и мамашке, воинствующим интеллигентам в десятом колене,
тем ещё барбосам, в ихнюю панельную «хрущёвку» на городской окраине, гордо
затерявшуюся среди многообразных помоек, свалок и весело дымящих круглые сутки заводских
труб самых разных калибра, толщины и высоты. А сам радостно, и без всякого
сожаления, ушёл из большого постельного спорта и зажил себе припеваючи в гордом
одиночестве, время от времени разбавляемом необременительными встречами с
продажными женщинами лёгкого поведения. Он, Саня, такой! Он никогда и нигде не
потеряется!
И всё было хорошо, всё было
прекрасно и расчудесно, но, как я уже сказал выше, заявились две эти в высшей
степени подозрительные, извиняюсь, бабы. Саня в это время как раз футбол
смотрел, «Динамо» Москва – «Манчестер Юнайтед» Великая Британия, наши
проигрывали два-ноль, и поэтому Саня не был настроен шутить.
- Так вот вы значит какой, Прохоров…
- зловеще сказали бабы хором. – Коварный соблазнитель и погубитель доверчивых
женских сердец.
- Я не погубитель! – живо возразил
Саня, с трудом отрываясь от «Юнайтеда» . – Я только общего пользования и
лёгкого поведения. А это нашими сегодняшними демократическими законами решительно
не возбраняется.
- Да, вот вы, значит, какой…коварный
сердцеед… - повторили они, не слушая и не отрывая от него своих беспощадно-огненных
взглядов. – Что ж, будем исправлять.
И та, которая справа,
тяжелоатлетического телосложения, взяв из рук той, которая слева, наоборот,
очень хуенькой, плотный бумажный листок размером с почтовую открытку и,
оценивающе помедлив, протянула его ни хрена не понимающему Сане («Манчестер» в
это время как раз, словно в солидарность с этими бабами, забил гол).
- Это пригласительный билет, -
сказала тяжелоатлетка мрачным голосом. – Итак, завтра в восемь. Очередное
торжественное собрание нашего клуба. Будет много интересных,
высокоперспективных женщин. Как вы относитесь к сегодняшней демографической
обстановке в стране?
- Решения партии и правительства
целиком и полностью одобряю, - автоматически ляпнул Саня и тут же прикусил
язык. Он совершенно забыл, что сейчас в стране многопартийная система, и
поэтому непрошенные гостьи могли его неправильно принять за глубоко
законспирировавшегося большевика - оротодокса и консерватора - верного ленинца.
- В смысле, что я - за! – поправился он. – Всё?
- Всё, - сказали бабы и смерили его
уничтожающе-оценивающим взором с ног до головы. – Не опаздывайте. Узнаете массу
интересного. И помните – женщины ждут, но есть и их терпению роковой предел.
- Но пасаран, - согласился Саня и
склонил голову. – Нихт шиссен. Найн эСэС. Буду обязательно. Так и передайте.
Бабы ушли, Саня поспешил к
телевизору, наши пропустили уже третий гол, пиво стало тёплым, свежеотваренные
креветки утратили свою первоначальную свежую отварность… Короче, Саня о своем
обещании, конечно же, забыл и ни на какое торжественное демографическое
заседание не пошёл. И вообще, ему государственные демографические проблемы до
глубокой лампочки. В том смысле, что решайте их как хотите, размножайтесь хоть
почкованием, но только меня, Саню, не трогайте! И вообще, он лучше себе
резиновую женщину купит! Её хотя бы прописывать не надо и деньги отдавать,
которые Саня и сам любит! А то нашли, понимаешь, дурака доверчивого: «женщины
ждут». Подождут!
Он, конечно, не мог предвидеть
никаких трагических последствий своего крайне легкомысленного поступка (да и
какие могли быть последствия? Что на этот бабий пионерский слёт не пошёл? А
почему это он обязательно должен был туда идти? Что это за такая почётная
обязанность, которую он совершенно не желает исполнять?), но аккурат на
следующее утро после его НЕпоявления на том женском собрании, с ним, то есть,
Саней, начало происходить то самое, о чём я намекнул вам, уважаемые читатели, в
самом в начале моего таинственного
повествования. Короче, у него начали носки пропадать. Да-да, те самые,
хлопчатобумажные, пятнадцать рублей за пару, производства нашей местной фабрики
ситце-набивных изделий, потом что этот ихний набивной ситец потерял спрос и
сейчас задаром никому не нужен, поэтому фабрика и вынуждена была
перепрофилироваться на носки, от которых тоже сладко не сожрёшь, но всё-таки
хоть какой-никакой, а хлеб. То есть, спрос. В смысле, деньги. Хотя какие это
деньги…
Вся технологическая цепочка этого
мистического носкопропадания заключалась в следующем. Например, идёт наш Саня в
ванную помыть своё изнуренное чрезмерными спортивными тренировками тело (опять
же от этого поганого пива у него появился чересчур отвислый живот, и,
извиняюсь, ляжки стали как у мытищинских купчих с картин околоэротического
художника Кустодиева), снимает рубаху, портки, исподнее, носки (оба два),
залезает в эмалированную лохань, трёт и мылит широко разрекламированным
шампунем «Хэд энд шолдерс» все заинтересованные в этом места. После чего
тщательно ополаскивается, вылезает, вытирается махровым полотенцем, которое
забыла проживающая ныне в панельной «хрущевке» с интеллигентными родителями
спортивная тренерша (а могла бы быть действительно относительно близким
человеком, если бы не домогалась так откровенно прописаться!), надевает весь
гардероб в строго обратной последовательности -
и вот тут-то и обнаруживается досадный казус в виде одного-единственного
носка. А второго нет. Нету второго. Нигде. Ни в
ванной комнате (её Саня чуть не наизнанку выворачивал. Даже по целых три
раза.), ни в коридоре, а также
несовместимом с ванной туалэте, кухне, комнатах и даже на балконе. Нету!
Испарился! А ведь он точно помнил, что перед предстоящим омовением снимал ровно
два! Не три, не десять, не полтора с четвертинкой (дырка на большом пальце не в
счёт) – два целых ноль десятых! А тут один! Без дырки! И вот скажите, какая же
это собака эта самая ситце-набивная фабрика! Нет чтобы по одному выпускала,
хоть пусть и без дырок, так нет же, обязательно парами! Ну куда сразу
столько-то, куда?
И так вот начало повторятся каждый пугающий
раз. Когда не моется, то в двух носках ходит. И всё вроде бы нормально. Но тогда
постепенно загрязняется телом, и чесаться начинает. И ведь до чего доходило: терпит-терпит,
расчёсывается прямо до самой крови, а уж запашидзе какой от него вокруг
распространяется – это не просто вонь, а
самая настоящая смерть всем фашистским оккупантам! И уж когда блохи по ём
начинают свои весёлые блошиные гонки устраивать, конечно, не вытерпливает, идёт
омываться. Грязь с себя ототрёт-отскоблит-отдерёт, волосья, наконец, расчешет,
помидоры свои, извиняюсь за такие интимные подробности, от блох оттрясёт - и прямо благодать на душе, лёгкость
необыкновенная! Прямо песни хочется петь и плясать. Но только в одном носке.
Вот гадство какое, эта ситце-набивная (а кто же ещё?) фабрика! Как говорили
древние индийские брахмапутрцы, нельзя молиться двум богам. Или одному - но грязному и в двух. Или обмытому – но
чистому и в одном. Дилемма, едрить твою, разъедрить! Да, это штука будет
действительно пострашнее «Фауста» Гёте!
Нет, Саня, конечно, пытался сопротивляться
этим странно-мистическим носочным пропаданиям. Сначала он решил в комнате
раздеваться. Там, правда, холодно зимой, особенно когда ветер с реки прямо в
окна дует - но принципиальность, как говорится, дороже комнатной температуры! И
опять же на какие только муки не пойдёшь ради душевного спокойствия! В общем,
разделся, дрожа то ли от низкого температурного режима, то ли от азарта и
непонятного предчувствия. Скинул свои мистические носки - и мигом рванул к
теплу, в ванную. Тщательно обмылился-обмылся, помидоры свои отскоблил от
налипшей грязи и удушающего интимного запаха, и надраил мочалом, чтобы сверкали
бодро и яростно, как у мартовского кота. Потом взгрустнул, взгромоздившись на
край лохани и вспомнив былое. После чего вздохнул, обтёрся махровым полотенцем,
оставшимся как память о спортивных годах, вышел на кухню, где выпил рюмку
анисовой под солёный под груздок, заранее закупленный на рядом расположенном
рынке «Три китайца», и, оставляя на линолеуме мокрые следы, прошлёпал в комнату
одеваться. Пришёл, дрожа. И замер, молча потрясённый. Надо ли продолжать
дальше? Да, это прямо какое-то ё-пе-ре-се-те! Это уже на грани алкоголического
психоза, этот опять одинокий вонючий носок! (Что? Почему вонючий? Интересные вы
вопросы задаёте, граждане! А какой же он должен быть? Он, Саня, что, ещё их,
носки, и стирать, что ли, должен? Ну вы ваще, граждане, соображаете!).
Другой бы, конечно, сник и малодушно
сдался обстоятельствам, но Саня не такой. Он ещё со школы помнил слова великого
пролетарского писателя: «Человек – это звучит гордо!». Вот именно – гордо! И он
не должен прогибаться перед всякой дурацкой, унижающей его человеческое
достоинство непонятностью! А гордость – в ей особенная стать! Жалко, конечно,
что того писателя высокопоставленные круги того времени то ли отравили, то ли
удавили , но гордость - осталось! Или
Саня дурее того пролетарского писателя? Или его высокотаинственных отравителей-удушителей?
Фигушки! Он, Саня, всем ещё покажет закат солнца вручную!
Поэтому чтобы как-то разрулить
мистическую ситуацию, он решил сходить к экстрасенсу. Тем более, что тот
недалеко жил, в соседнем подъезде. Звался по паспорту Абдулла Теймуразович и раньше, до открытия у
себя сверхъестественных способностей, дворником работал в ихнем ЖЭКе. А как
открыл, то стал называться бабой Матрёной, потомственной ясновидящей, на
протяжении многих лет работавшей в странах Западной Европы и США, адептом
высшей магии церемониальных наук, ведуньей высшей степени просвящения,
наследницей таинственного древне-магического искусства Хунь-в-Сунь,
президентшей Международного экстрасестически-оздоровительного центра имени Великого
учителя Харитона Целкового (кто это такой – Матрёна Теймуразович никому не
говорит. Наверно, стесняется.), дипломантшей Международной ассоциации
трансцедентального движения, специалистом самой высшей народной категории. Вот
так вот. Скромненько, но со вкусом. Другие-то аферисты ещё себе и медалей
навешивают от горла до пупка. А у Абдулки орден всего один – Орла. Он хотел ещё
один купить, для солидности, но денег пожалел. Он тогда как раз дачу строил, и
деньги были очень нужны. Да и Орёл тоже больно хорошо. Главное, чтобы хозяина
не клювал. Остальных можно. У них кошельки во какие! А у Абдулки не кошелёк, а
слёзы. Дачку достроил, «мерина» шестисотого купил - и всё. И зубы на полку. Хоть ложись и
помирай. Вот он и лечит сейчас всех подряд круглыми сутками, чтобы хоть чуть-чуть
поправить своё сокрушительное финансовое положение.
Ну, Саня к нему сгоряча и сунулся.
Так, мол, и так. Вот такая, Гюльчатай Абдулович, у меня трикотажная проблема. Хоть
плачь, хоть ходи на босу ногу. Выручай, бусурманин! Всё сделаю, сказал Абдулка.
Десять тысяч – все дела. Сколько, переспросил Саня ошарашено (он-то по своей
наивности думал, что бутылкой отделается по старой дружбе с этим
экстрасенсическим папуасом). Ладно, восемь, слегка сдал назад бывший дворник –
ныне маг. Дешевле не могу. Крыша на даче протекла, надо чинить. Так что восемь
– предел. Тогда Саня ему, магу, в рожу плюнул и по уху заехал. Причём
забесплатно. И сказал, что приятеля на него, мага, натравит. У него у Сани,
приятель работает в паспортно-визовой службе. В отделе, который гастарбайтерами
занимается. А его приятелева разведённая жена (но спят по-прежнему вместе. Саня
однажды не поверил - и прыгать пришлось
в розовые кусты с третьего этажа. Всю эту самую ободрал об эти самые розы.),
так вот она - в налоговой. Так что если
не перестанешь честным трудящим людям пудрить мозги, то натравлю, пообещал
Саня. Обязательно. Век свободы не видать. Будешь тогда исцелять орлов на своих
родных горных вершинах. Чтобы тебя, урода, не слишком клювали.
Других знакомых колдунов у Сани не
было, да и ну их к шутам и ихним экстрасенсическими сеансами! Так излечат, что
и остающийся-то носок в жизни не найдёшь!
Он, Саня, решил проще поступить. На
время очередного помытия он соседа пригласил, некоего Вову. Поставил перед ним
задачу: пока он, Саня, будет омываться, он Вова, будет сторожить. Согласен?
Согласен, тут же сказал Вова. Литр. Не много, слегка встревожился Саня. Он
всё-таки любил людей и не желал им ничего дурного, а от литра у Вовы могли
возникнуть серьёзные проблемы с работой печени и желчного пузыря. Не, успокоил
его Вова, мы к чрезмерному употреблению алкогольных напитков привычные. Так что
поллитра мало. Опять же страшно находится в одном замкнутом помещении с таинственным
и неведомым. Самого Вовку-то оно, может, и не утащит (за каким он этим
загадочным силам нужен? Это его же каждый божий день опохмелять замучаешься!),
но всё одно будет кругами здесь, вокруг него, ходить, бродить, к вожделенному
вонючему носку подбираться. А я его в карман спрячу, вдруг осенило старого
заслуженного алкоголика. В нагрудный. Потому что на ём имеется запирательная
кнопочка, и такая она тугая в обращении, что Вовка и сам-то её иногда, после
литра выпитой, не всегда может пальцами открыть. Если только на следующее утро,
с похмелья, и то клещами. Вот туда он носок и спрячет - и попробуй, неведомый мистический друг,
достать его оттуда! Все свои невидимые когти обломаешь! Мы тоже соображаем,
тоже можем нечистой силой трудиться за достойную заработную плату, пусть даже
за отечественные рубли!
В общем, Вовка Санькин носок в
нагрудочно-закнопочный карман засунул, кнопочку защёлкнул, и после всей это
предохранительной процедуры стакан принял уже степенно, не торопясь, с чувством
качественно выполненного долга. Чтобы, как говорится, в добренький всем путёк!
Саня с облегчением в ванную ускакал, произвёл там необходимые гигиенические
процедуры, в комнату обратно вбежал, видит – Вова готов, в том смысле, что в
сисю, карман расстёгнут, носок «ушёл». Саня, конечно, сгоряча кинулся ему,
этому бессовестному стражнику-охраняле, морду щупать. Кричать начал.
Нервничать! За каким я, дескать, тебя нанимал, нехороший ты человек! А Вова –
что Вова? Оно головушку свою отяжелевшую кое-как от подушки оторвал, посмотрел
на Саню ничего не видящими глазами - и
опять: брык! Ушёл в лечебный сон! А, может, он просто устал и даже обессилел, борясь
с таинственным носочным похитителем! И что же теперь, не имеет право заслужить
отдохнуть? Не, ребята, здесь вы решительно не правы!
Вот такая ситуация! Чего хочешь, то
и делай! Хоть тренера назад возвращай от её спортивно-интеллигентных папашки и
мамашки, комар их забодай до самой смерти в ихней панельной «хрущёвке», гордо
затерявшейся на городской окраине среди многообразия помоек, свалок и весело
дымящих круглые сутки заводских труб самых разных калибров, толщины и высоты!
Или тех баб ищи, которые своднями по мужчинским квартирам шастают и с которых
вся эта трикотажная мистика и началась. Поймать их, привязать, например, к
отопительным батареям и беспощадно, как по телевизору каждый вечер учат,
держать до тех пор, пока носки пропадать не станут. Саня имел серьёзные
подозрения, что между их в высшей степени странным визитом и начавшемся затем
носкопропаданием существовала какая-то невидимая, но железобетонная связь.
Он,
наверное, так бы и сделал, так бы и вступил бы на тропу экстремизма и похищения
людей, если тех агрессивно-настырных сводниц можно назвать людьми. Но тут очень
даже вовремя в его непропитую голову пришла вот уж действительно гениальная по
своей простоте и эффективности идея! И как это он раньше не додумался!
Правильно сказал наш великий Архимед (а, может, и не он. А, может, и не наш.): всё
гениальное - просто! Наш Саня начала носки целыми партиями покупать. Скажем,
пар по десять сразу. И все – одной расцветки. Так что теперь он спокойно моется
каждую неделю и не доводит себя до нервного напряжения. Нет, носки пропадают
по-прежнему, но теперь у него постоянно наготове есть для каждого пропавшего
носка достойная замена. Нет, правильно говорят: русский мужик найдёт выход из
любой, даже самой, казалось бы, безвыходной ситуации. И теперь Саня моётся, не
стесняя себя временными сроками и не доводя свой относительно молодой и
относительно цветущий организм до удушливого телесного запаха. И на всех
окружающих его женщин по-прежнему поглядывает свысока, с полной уверенностью в
том, что и дальше может прекрасно обойтись без их спортивных услуг. Вот такой
он, наш неприхотливый Саня! И никакими носками и прочим трикотажем его не
прошибёшь!
|