Письмо 1.

Здравствуй, дорогая Нина!

Наконец-то у меня выдалась минутка, и я могу тебе писать. А всё потому, что Миша уехал в город и оставил меня в одиночестве.

Нина, дорогая, я совсем забыла, что ты ещё не знаешь о доме, который был куплен специально для меня. Миша постоянно говорил, что мне необходимо поправить здоровье, а для этого следует найти место на природе, подальше от шума городов. И вот, всего лишь несколько часов  назад мы приехали в такой чудный дом! Я даже глазам своим не поверила, когда увидела его. Представь себе: стрельчатые арки, колонны, лестница с резными перилами... Я даже в мечтах не могла представить такую красоту! Женщина, которая живёт в деревне неподалёку и временно помогает нам по хозяйству, рассказывала, что дом очень старый, и здесь содержался раньше небольшой двор. Но что стало с хозяином, никто не знает. Но дом в прекрасном состоянии, даже сад сохранился, только немного одичал. 

Вот что только странно: когда мы приехали, все окна в доме были забиты досками крест-накрест. Мне даже как-то не по себе стало, когда я это увидела. А ещё деревенская женщина шёпотом всем рассказывает, что дом этот «плохой»…

Ах, Нина, прости, я пишу тебе о такой ерунде! Конечно, всё это просто глупые россказни! Да и доски с окон уже сняли, теперь здесь кипит работа. Кроме меня в доме ещё две горничные и деревенская сплетница. Горничные сегодня же вечером уедут, женщина тоже уйдёт, а мне остаётся надеяться, что Миша успеет вернуться до заката. Ужасно не хочется оставаться ночью одной! Ну, ничего, завтра должна явиться прислуга из деревни, и мне не будет так неуютно, когда муж отъезжает из дому.

Я пишу тебе и слышу, как подъезжает экипаж. Кажется, Мише удалось вернуться даже раньше, чем ожидалось! В следующий раз обязательно расскажу подробнее о доме! Обрати внимание на новый адрес. С нетерпением жду письма.

Подпись Ольга Середина.

Письмо 2.

Нина, дорогая, здравствуй!

Я пишу так часто, мне ведь не терпится тебе всё рассказать!

Дом полностью привели в порядок. Эти ужасные доски, как я уже писала, были убраны с окон ещё в первый день. Везде на окнах появились занавески, теперь здесь светло и уютно. Мебель мы оставили. Она здесь очень старая, но крепкая и красивая.

Если бы ты только смогла приехать и увидеть всё своими глазами! Представляешь, почти весь второй этаж занимает огромная зала, очевидно, для танцев. А на первом этаже всё, что нужно: столовая, несколько спален, кабинеты, гостиная. В спальне, которую подготовили для меня, стоит огромная кровать с тяжёлыми торжественными занавесями. Помню, когда я была маленькой, всегда мечтала спать на такой кровати! Моя новая спальня соединена с огромной библиотекой. Какие в ней окна! Они такие большие, что в солнечный день можно купаться в океане света. Из них открывается вид на сад, который мы позже обязательно приведём в порядок.

Вот только с прислугой пока не так всё хорошо, как хотелось бы. Только одна девушка и осталась в доме, остальные пока приходящие.

Я, кстати, снова в одиночестве. Миши всё нет и нет. Наверное, эту ночь всё-таки придётся провести одной. И комната прислуги так далеко…

Знаешь, Нина, мне что-то сделалось тоскливо. Наверное, действительно с нервами у меня не всё в порядке, и мне необходим свежий воздух.

Напиши мне скорее, я с нетерпением буду ждать.

Подпись Ольга Середина.

Письмо 3.

Нина, ты пишешь мне, чтобы я поменьше нервничала, что на мне сказывается новая обстановка, и ты, конечно же права. Но, Нина, послушай, за то время, пока я не писала тебе, произошло кое-что ужасное. Я никак не могу успокоиться, но попробую рассказать всё по порядку. Быть может, ты найдёшь подходящее объяснение этому!

В тот вечер, когда я писала тебе последнее письмо, Миша так и не приехал. Девушка-служанка ушла в свою комнату, я долго читала, а потом легла в постель. Занавеси я опустила. Если опустить занавеси, становится очень уютно, словно в надёжном убежище.

Я проснулась глубокой ночью. В тишине воздух комнаты был каким-то густым, тревожным… Не знаю даже, как тебе описать. Чувствовалось что-то такое... Не знаю. Мне сделалось очень страшно, хотя я и не понимала, чего я боюсь. Словно вязкое болото, ужас затягивал меня так, что становилось трудно дышать. Некоторое время я лежала, боясь пошевелиться, надеясь, что скоро эта волна ужаса пройдёт, но она только нарастала. Мне даже стало казаться, что мои волосы шевелятся на затылке.

И тогда я не выдержала, вскочила на кровати и одёрнула занавесь.

В комнате оказалось очень светло. Было полнолуние, и серебристый свет заливал всю комнату, хотя я точно помню, что, перед тем, как лечь спать, я задёрнула занавески на окне. А сейчас они были разведены в стороны! И это ещё не всё: за окном стоял человек! Я не видела черты его лица, только фигуру. Он стоял между двумя деревьями в глубине сада. Мне сделалась до того страшно! Подумать только, в сад кто-то залез! И одновременно было какое-то облегчение: наверное, я почувствовала кого-то чужого, оттого и был этот липкий ужас. Он, по крайней мере, был объясним. Ведь бывает же так, словно чувствуешь на расстоянии человека. Говорят, это особенно часто случается с очень впечатлительными особами, а ты знаешь, до чего я впечатлительна.

А занавески, решила я, и были не задёрнуты. Я хотела их задёрнуть, но не сделала этого, вот и всё.

Нельзя сказать, чтобы я совершенно успокоилась, но стало значительно легче. Я даже смогла вернуться на кровать и лечь. Ты, наверное, спросишь, почему я не ничего не сделала? Только что же я могла? А в дом тому человеку всё равно не забраться, пусть стоит в саду, если ему так нравится.

Некоторое время было тихо, а потом – я клянусь тебе! – я услышала в комнате какой-то шорох.  Словно кто-то едва тронул занавеску. А потом полог кровати начал медленно отъезжать в сторону! Совсем немного, но всё же! Я это видела, видела!

Что это? Неужели я схожу с ума? Хотя утром мне пришла в голову простая и, возможно, единственно верная мысль: я незаметно для себя уснула, а всё остальное мне приснилось. Может быть, и человек в саду мне тоже приснился.

Так я думала в то утро.

А на следующую ночь опять кое-что произошло!

Миши снова не было, он так и не возвращался из города. Я отпустила прислугу и легла в постель.

Может быть, у меня нервное расстройство или я снова незаметно для себя уснула, но я абсолютно ясно услышала, что наверху, в той самой зале для танцев, кто-то есть! Там что-то стукнуло, словно упал тяжёлый предмет. А потом кто-то начал ходить и очень громко топать.

Ах, Нина, как же страшно мне было! Наверное, даже страшнее, чем предыдущей ночью. Я хотела сначала позвать прислугу, но не смогла произнести ни звука. Я словно онемела. Ужасное чувство! Но скоро я нашла в себе силы встать и даже выйти из комнаты, держа в руки свечу. Наверное, нужно было пойти к комнате, где спала служанка, но я пошла к лестнице на второй этаж. Я плохо соображала, что делать! Просто стала подниматься по лестнице.

Знаешь, бывает так, когда сердце бьётся в такт шагам. Бывает такое, когда любишь и идёшь куда-то вместе с возлюбленным. Ты знаешь. Шаг – удар сердца, ещё шаг – ещё удар… А ещё так бывает, когда страшно.

Каждый шаг мой вверх по лестнице отдавался гулким ударом сердца. И удары эти были такие, что всё тело содрогалось, а перед глазами плыли разноцветные круги. 

Перед дверью в залу я остановилась. Потом собралась немного с мыслями и толкнула дверь. Она глухо заскрипела и открылась. В зале никого не было, но несколько свечей ярко горели, освещая её. Откуда свечи, туда ведь никто не входил? И, знаешь что, я задула их все до единой. И пошла прочь из залы, но не прошла и половину пути вниз по лестнице, как там опять кто-то стал топать.

Клянусь тебе, там топали, бегали так, что дом даже стал немного трястись! Не знаю, как служанка не проснулась, не иначе как какое колдовство…

Вот видишь, я уже договорилась до колдовства! Но что мне оставалось думать? Я вбежала наверх и толкнула дверь. И что же: свечи были все на своих местах и все были зажжены! Я погасила их снова и спустилась вниз.

Остаток ночи я сидела в библиотеке. Нина, милая, успокой меня. Я не хочу рассказывать всё мужу, он и так слишком волнуется за меня. Подскажи, что мне делать? Что со мной? Я схожу с ума? Служанка утверждает, что ночью спала и ничего такого не слышала.

Успокой меня, Нина, прошу!

Подпись Ольга Середина.

Письмо 4.

Милая Нина, спасибо тебе за твою поддержку! Ты, конечно, права: никакой чертовщины тут нет, просто слишком разыгрались нервы, ведь Миша несколько ночей оставался дома, и всё было в порядке! Если бы что-то злое действительно было в доме, то оно, наверное, не испугалось бы присутствия моего мужа! Я, конечно, ничего ему не рассказала, сообщила только, что плохо сплю. Он пообещал привезти мне из города нервных капель, ведь мои затерялись где-то при переезде. Жаль, что у него такая служба, которая заставляет часто задерживаться на ночь.

Да, чуть не забыла: недавно у меня состоялся странный разговор с деревенскими женщинами. Они, мол, заметили, как я побледнела за последние дни, стали расспрашивать, что да как, а одна из них мне сказала:

- Уезжайте отсюда! Нехорошее это место! Уж рассказывают о нём разное. Старики-то, конечно, горазды языки чесать, да только правда всё это: хозяева-то дома первые померли здесь. Говорят, хозяин бывший жену свою убил. Прямо в доме это случилось, наверху, а сам он пошёл в сад да повесился.

Другая не лучше:

- Нехорошее это место, - говорит. – Души-то так здесь неприкаянные и остались. Бродють и бродють вокруг.

Представляешь, какие глупые! А ведь я – стыд-то какой! – недавно чуть было сама не стала о таком думать. Ну, теперь уж умнее буду: выпью капель и всё забудется!

До свиданья, милая, до следующего письма!

Подпись Ольга Середина.

Письмо 5.

Только пообещала себе, что не буду больше бояться всяких призрачных химер, и вот опять всё началось сначала!

Я снова осталась одна на ночь, и снова вернулся страх. Я забралась в постель, наглухо закрылась пологом и попыталась заснуть.

Я тебе пишу уже после того, как всё случилось, поэтому могу рассказывать более или менее спокойно, но ты должна понять, в каком состоянии я была тогда. Представь себе, мне снова беспричинно становилось страшно, а тишина становилась такой вязкой, словно превращалась в кисель.

 И вот я вижу, как с тихим шорохом полог медленно отъезжает в сторону, а в открывшуюся щель проскальзывает рука, обтянутая сухой, похожей на пергамент кожей.

Мне кажется в этот момент, что я сплю, и мне снится кошмар. Скоро в щель проскользнуло и лицо человека с выпученными глазами, приоткрытым ртом, из которого вывалился посиневший язык, на шее мертвеца болтается обрывок верёвки.

Я не помню, но, кажется, я закричала, а потом потеряла сознание.

Что это – опять сон? Так я подумала, когда очнулась. В дверь стучали. «Служанка» - подумала я, а потом сообразила, что стучат не в дверь, а в окно.

Полог был немного отодвинут, открывая вид на огромное окно, на котором снова не было занавесок. Они тяжёлым грузом свисали по бокам.

И в него кто-то стучал так сильно, что стекло ходило ходуном и, казалось, в любое мгновение может разлететься на осколки.

Но за окном никого не было.

Нина, там никого не было! Клянусь тебе! Я, наверное, всё-таки сошла с ума! Я даже ущипнула себя, но продолжала слышать сильный стук в окно, издаваемый кем-то невидимым.

И это ещё не всё, моя милая. Сверху, с той самой залы, зазвучала музыка. Я поняла, что это звучит старый патефон, который мы так и не выбросили, а оставили в углу. Кто мог запустить его? А стук не прекращался, не прекращался!

Я, плохо владея собой, почти без чувств подбежала к окну и задёрнула занавески…

Милая моя подруга, мне надо набраться сил, чтобы описать тебе то, что произошло. Эта жуть, которая поселилась во мне тогда, живёт во мне до сих пор. Мне и сейчас сложно вздохнуть при воспоминании о том, как медленно, прямо на моих глазах, разъезжались в сторону занавески…

Не могу больше, прости.

Письмо 6.

Милая Нина, ты снова поддерживаешь меня! Спасибо тебе! Я последовала твоему совету и рассказала всё Мише. Он, конечно, отругал меня за то, что не рассказала всё сразу. Он тоже считает, что на меня повлиял переезд, а ведь у меня всегда было слабое здоровье. Если что-либо подобное опять повторится (Господи, спаси меня от этого!), он привезёт из города доктора.

Некоторое время всё было хорошо, только один раз мне приснился тревожный сон. Я думаю, это от того, что я сильно нервничала в последние дни. Ведь Миша тогда остался дома, и бояться было нечего. А приснилось мне вот что: словно на моей груди кто-то сидел, кто-то очень маленький и мохнатый, с цепкими лапками. И мне было так тяжело, что я даже начала задыхаться. Но через несколько минут это существо скатилось на пол и, перед тем, как окончательно проснуться, я услышала, как где-то под самым окном истерически надрывно заплакал ребёнок.

И я проснулась.

Видишь, я пишу об этом вполне спокойно. Всего лишь сон, кошмар, ночное наваждение – и только. Я слышала, подобные сны часто снятся нервным людям.

Но ты продолжай мне писать, после твоих писем мне становится совсем спокойно.

Подпись Ольга Середина.

Письмо 7.

Здравствуй, Нина.

Я получила твоё письмо, где ты рассказываешь о своей поездке. Это замечательно, что тебе удалось выбраться из дома, да ещё с такой приятной компанией. И замечательно, что ты наконец-то начала писать о себе, ведь в последнее время мы чаще обсуждаем с тобой мои проблемы.

Я думала, что теперь всё будет по-другому, но как я ошибалась! Да, моя дорогая, всё опять вернулось. Я опять осталась одна, и опять вернулся кошмар. Снова кто-то принялся стучать в окно. Но теперь тот, кто стучал, был вполне видимым.

Это был человек, мужчина, тот самый, с лицом мертвеца и с верёвкой на шее, который виделся мне в ночном кошмаре несколько дней назад.

Я видела его, понимаешь, видела! И мои нервы не причём! Он был реальным, как я или ты!

И он был мёртв. Он стучал и стучал, и смотрел на меня своими остекленевшими глазами. Смотрел…

Письмо 8.

Дорогая Нина, я пишу тебе со станции. Скоро мой поезд, а я использую свободное время, чтобы написать тебе обо всём, что произошло в последние дни в доме.

Возможно, ты уже успела ответить мне на предыдущее письмо, но я его уже не прочту. При первой же возможности я сообщу тебе, куда ты сможешь мне писать. А пока позволь мне всё по-порядку описать, это единственное, что позволит мне не сойти окончательно  с ума.

Начну с того, что девушка, которая жила в доме в качестве горничной, как-то ушла в деревню и больше не вернулась. Накануне она говорила, что слышит, как я стону по ночам, и что не иначе, как в доме «нечисто». Думаю, она не захотела возвращаться. Не могу её винить, хотя ведь она не пережила всё то, что случилось со мной.

Миша очень расстраивался, когда уезжал в город, оставляя меня в одиночестве. На днях он привозил мне доктора, тот осмотрел меня, выписал какое-то лекарство и уехал. Разве же мне помогут лекарства?

Итак, я одна. Сейчас вспоминаю, как я смотрела на полыхающий закат со спокойной обречённостью. Мне почему-то казалась, что эта ночь будет особой. Хотя, думала я тогда, это всё потому, что я впервые осталась совершенно одна.

Спать я не ложилась. Просто села в кресло в своей комнате и смотрела в окно. Я его специально не занавешивала, чтобы не наблюдать, как оно самостоятельно оголяется...

Началось всё с самого вечера.

Удар в стекло был настолько сильным, что дом задрожал. Я не знаю, как выдержали стёкла. Но теперь стучали не только в моё окно, нет, во все сразу. Весь дом ходил ходуном, сотрясаясь, словно от смеха, все стёкла в нём дрожали с адским грохотом.

Наверное, потусторонние силы, обрадовавшись тому, что дом, и я вместе с ним, находится полностью в их власти, решили разгуляться.

Скоро к звону стёкол присоединился вальс и беготня по зале. Кто-то носился взад и вперёд у меня над головой. От адского шума мутилось в голове.

В глубине сада, ярко освещённого луной, словно из воздуха появилась уже знакомая мне фигура. Человек размеренно покачивался, подвешенный за толстую ветку. Даже отсюда, с такого расстояния, можно было увидеть черты его ужасного лица, его ухмылку, блеск его глаз…

Я даже не могу тебе описать своё состояние в тот момент. Я на какие-то мгновения теряла власть над собой, ужас бешено метался в голове. Я не помню, как встала с кресла и подошла вплотную к грохочущему окну. Там я очнулась. Пытаясь унять дрожь в ногах, я отпрянула от окна и повернулась в комнате.

В кресле, где я сидела несколько минут назад, лежал грудной ребёнок. Некоторое время он молча смотрел на меня, потом его личико сморщилось, скукожилось, и раздался пронзительный плач.

Не помню, как я выбежала из комнаты, а потом из дома. Мне не пришло тогда в голову спрятаться где-нибудь в других комнатах, хотелось только одного: прочь, прочь отсюда!

В одной ночной рубашке я оказалась на улице, в саду. Он казался нереальным, покрытым прозрачным саваном. А под ним, под этим саваном, размеренно покачивается висельник…

Мне в лицо ударил свет из окон второго этажа. Окна с грохотом распахнулись, бешено завыл патефон, и я увидела чью-то уродливую тень, которая металась по всей зале.

И где-то в глубине дома надрывался ребёнок.

Нина, я в этих строках, наверное, кажусь тебе спокойной. Но я слишком долго пребывала в состоянии постоянного ужаса, так что мои чувства как-то притупились. Мне сейчас кажется, что всё это происходило не со мной, а я просто наблюдала за всеми событиями со стороны.

Но я закончу. Тогда, посередине этого ада, я пыталась убежать, но наткнулась на маленький сарайчик в глубине сада. Я вбежала туда, словно в убежище, но и там меня продолжал преследовать грохот окон, музыка патефона, перед глазами проносились видения страшного лица…

А потом я заметила в сарае сложенные доски, те самые, которые раньше перекрывали окна. Здесь же лежали все необходимые инструменты.

Откуда у меня взялось столько сил, я не знаю. Я принялась переносить тяжеленные доски к дому. Когда я закончила, уже светало. Висельник растаял в утреннем тумане, дом замер, наступила тишина. Я, как могла, начала заколачивать окна. Скоро меня стали окружать люди. Я плохо помню… Кажется, я плакала и даже кричала. Кто-то, видя меня в одной ночной рубашке, зашёл в дом, нашёл платье и кое-какие вещи, в том числе кошелёк. А я просила только одного: забейте, скорей забейте окна!

Вот так. Теперь я жду поезда, чтобы поехать в город. Там я встречусь с мужем, и мы вместе подумаем, что делать дальше.

До свидания, Нина, прошу тебя, не забывай мне писать. Ты мне сейчас нужна, как никогда раньше!

Подпись Ольга Середина.

На небольшой станции людей было мало. Извозчики сновали между ними, воздух был наполнен густым гулом голосов.

На платформе кого-то встречала группка женщин, похоже, деревенских жительниц. Они увлечённо пересказывали друг другу местную байку.

- Ну вот, - говорила одна из них, - так и нашли их. Хозяин-то старый в саду висит, а жена его, заколотая, в бальной зале. И, главное, патефон работает, а она мёртвая лежит.

- Да, - подхватила другая, - только сказывают ещё, что хозяйка тогда под сердцем дитя носила. Она-то молодой умерла, да муж её уже стариком был. Видать нагуляла она ребёночка. Так что хозяин и свою душу загубил, и жены своей, да ещё и дитя не рождённого…

Молодая женщина, очень бледная, стояла поодаль и напряжённо прислушивалась к их разговору. Когда подошёл поезд, она обвела рассеянным взглядом станцию, словно видела её впервые, и быстро, словно спасаясь от кого-то, запрыгнула в вагон.

В купе она поставила на полку маленькую дорожную сумку, с которой, очевидно, и собралась в поездку, и прилегла. Скоро сон овладел ею, несмотря на солнечный свет, бьющий в окно.

Она уснула. И всё время поездки ей снилось, что она плывёт куда-то по течению широкой реки, погруженная в белесый свет. А на берегу стоит дом с забитыми окнами.