Озябшие пальцы не сразу уцепились за калитку. Осень вовсю поливала землю, и оттого все вокруг было скользким и мерзкие  холодные капли умудрялись просачиваться даже за воротник и неприятно щекотали шею. Кирилл невнятно выругался, пошатнулся и рывком распахнул-таки непослушную калитку. В кармане грела душу поллитровка вонючего самогона, купленная у востроносой старушки, живущей на окраине их  небольшой деревни.

Рыжая дворняга с шаловливой мордочкой приветливо загремела цепью и нерешительно тявкнула.

- Пшшла, дура! - рявкнул Кирилл и попытался припомнить, когда в последний раз кормил свою псинку. Не вышло.

Испуганно заверещавшая дворняжка скрылась в конуре. Покосившейся, щелеватой, продуваемой всеми ветрами и совсем не спасающей от промозглого осеннего дождя…

"Тощая, одни кожа да  кости", - досадливо поморщился Кирилл, но приятная тяжесть бутылки настойчиво манила в дом. "Покормлю потом", - усмехнулся он, точно зная, что потом ему не будет дела ни до дворняги, ни до себя самого.

Первый стакан пошел как родной. Приятное тепло обожгло гортань, и дешевый самогон маслянистым глотком провалился в желудок. Кирилл икнул и понюхал хлебную горбушку.

- Да пошли вы все! - рыкнул мужчина, ожесточенно потрясая в воздухе кулаком, сам толком не зная, кому и за что грозит. И обвел взглядом убогое жилище.

В полутемной комнате было не прибрано, пусто. Старенький телевизор на колченогом табурете, стол, шкаф, продавленный за много лет до пружин диван. На стене до оскомины приевшийся ковер с унылыми оленьими мордами. Кирилл скривился. С тех пор как ушла Алена, дом словно потускнел, стал нежилым.

- Ну и черт с ней! - второй стакан опалил язык так, что мужчина закашлялся и, давясь, запихнул в рот кусочек черствого, отдающего плесенью хлеба. В комнате все больше сгущались сумерки, но ему было лень вставать и включать свет. Да и тусклая лампочка-"сороковка" давала не так уж много света.

- Хорошшшш… - прошелестело из угла под потолком.

Кирилл с трудом сфокусировал взгляд. Тьма под потолком в этом месте сгущалась чуть больше, ершилась острыми изломанными клубами и выступами… "Померещилось", - решил мужчина и тут в сгустке тьмы вспыхнули два зеленых огонька. Внимательно разглядывающие его.

- Отравился что ли… - пробурчал он, озадаченно принюхиваясь к пустому стакану.

- Скорее уж допился до чертиков, - глумливо хихикнуло из угла.

- Ах ты, зараза, - Кирилл неверными движениями стянул сапог, задумчиво пошевелил пальцами, торчавшими из дырявого носка и запустил обувкой в угол.

Сапог угодил в самую темень, но ожидаемого стука о стену не последовало. Вместо этого сгусток тьмы мягко скользнул к полу, прищурив зеленоватые искорки глаз.

- Нехорошо, - прошелестело вновь. - Кто ж так гостей встречает?

- А я не звал гостей. Никто мне не нужен! - пробормотал Кирилл. - Все меня бросили… И жена, и сын… Антошка. А я ведь его рыбачить хотел научить. Мечтал ведь всегда - вот будет у меня сын, с ним на рыбалку вдвоем пойдем.

- Ну-ну, - хмыкнул противный шелестящий голос бестелесного существа.

Кирилла как током ударило - с такой ясностью он вдруг увидел лицо семилетнего сына. И детские губы, разбитые в кровь… Той самой удочкой, которую он собирался подарить сынишке. Вся вина мальчика всего-то и была в том, что он неосторожно подошел к пьяному отцу, протягивая злополучную удочку.

- Пап, а на рыбалку пойдем?

- Ты как удочку несешь? - взъярился пошатывающийся мужчина. - Вот я тебе, щенок!

Куда уж первоклашке справиться с озверевшим, одурманенным алкогольными парами отцом. Да и жена Алена, решительно бросившаяся на выручку сыну, была явно слабее разошедшегося пьянчуги.

Алена… Хрупкая, улыбчивая, синеглазая. Все реже улыбавшаяся, отчаянно борющаяся за того Кирилла, которого полюбила всем сердцем, за которого вышла замуж, которому родила сынишку. В борьбе этой она явно проигрывала. Проигрывала  другому Кириллу - озлобленному, обиженному на весь мир, вечно пьяному, неопрятному, грубому.

- Пропади все пропадом, - застонал мужчина и, как к спасательному кругу, ринулся  к бутылке. Почти не почувствовав вкуса отпил сразу половину оставшейся жидкости и все равно перед глазами явственно стояла картина - не иначе как навеянная злорадно ухмыляющейся тенью из угла.

…Белый снег, ажурные снежинки нахально липнущие к давно небритому подбородку… и кровавые следы от порога к калике. Его Аленка - хрупкая, нежная - видно в последнем всплеске отчаяния попыталась вырвать из рук мужа бутылку. Та разбилась. Кирилл покаянно поморщился, вспомнив как за волосы он таскал жену по кухне, краем глаза замечая затаившего в дверном проеме сынишку с бледно-серым лицом и испуганными нечеловечески-большими глазами в пол-лица… Тогда Аленка и изрезала ноги в кровь об осколки стекла злополучной бутылки. Тогда-то и рассыпалась в одночасье их не очень-то счастливая семейная жизнь… Чудом вывернувшись из рук осатаневшего мужа, Алена схватила застывшего в ступоре сынишку и - как была, - в лёгком халате и босиком - убежала прочь из дома, окропив кровью из израненных ступней заснеженную тропинку…

- Да… - с непонятным восхищением выдохнула тьма. - Наворотил ты дел…

Тоскливый собачий вой разорвал тишину, и Кирилл судорожно вздохнул. Воспоминания, воспоминания… Куда от них деться? Куда убежать от презрения и всепоглощающей ненависти к самому себе - изо дня в день опускающемуся все ниже и ниже… Как забыть бескровное перепуганное лицо малолетнего сынишки? Как заставить исчезнуть из памяти все то, что творилось в пьяном угаре?..

Тьма в углу разрасталась. Она занимала уже полкомнаты и сгустки её, словно жадные щупальца обманчиво-медленно ползли к Кириллу.

"Все равно ничего не исправить", - буднично, с удивившей его самого трезвостью, подумал он, допивая остатки вонючего самогона, и повторил:

 - Пропади оно все пропадом…

Сознание затуманилось, кровь тепло и радостно побежала по жилам. А прошлое, такое колючее, неприятное, растворялось в дурманном мареве. Шелестящий голос в углу что-то бормотал, но Кириллу было уже все равно. Голова его медленно клонилась на стол. Тьма с торжеством окутала гаснущий разум…