Время остановилось между сказкой и
былью…
Ну что за напасть? Я стоял на пустом полустанке, ежась от
холода, и тревожно вглядывался в непроглядную тьму. Вокруг ни души. Сколько
времени, черт возьми? Наверное, где-то около половины второго ночи. Батарейка в
часах еще утром, как назло села, и я даже не могу узнать точное время. Какой же я идиот! Я проснулся, аккурат, в тот
момент, когда поезд проехал уже 7 остановок от той станции, где мне нужно было
выходить. И я, как ошпаренный выскочил из вагона, совершенно забыв о том, что
еду в последней электричке! А ведь можно было доехать до конечной станции,
взять там такси и спокойно добраться до дачи. А что делать теперь? До шоссе я
не дойду - недавно прошел сильный дождь, и лесные тропинки размыты грязью, и я
просто-напросто увязну в ней. Остается только одно: идти назад вдоль рельсовой
дороги.
По моим подсчетам такой путь займет около двух-трех часов.
По крайней мере, это лучше, чем спать на холодной, мокрой земле, забившись, как
собака, под ближайший куст. Я еще немного постоял на перроне, в надежде, что
встречу хотя бы одного человека и попрошу у него помощи. Но вокруг - ни звука,
ни души.
Мне стало невыносимо страшно, я почувствовал себя настолько
одиноким и заброшенным среди этого бескрайнего пространства. Казалось, что все
земля, весь мир, вся вселенная представляет из себя этот полустанок, и я в ней
один. И прямо сейчас она поглотит меня без остатка, не оставив ничего. Странная, давящая тишина резала слух,
и хотелось кричать, что есть мочи, звать
на помощь, но я сдержался.
Надо брать себя в руки – сказал мне голос разума. Размазня,
хватит плакаться. Иди уже! Иди! Ветер дунул мне в спину и будто подтолкнул
вперед. Я достал из сумки бутылку с остатками минеральной воды и вылил себе на
голову. Сразу стало как-то легче, и я словно пробудился от тяжелого забытья. С
глаз сошла пелена. И я посмотрел на мир трезвым взглядом. Ну и как полустанок
может поглотить меня, обратившись во вселенную? Ох…Какой бред лезет в голову. Все
не так уж и плохо. Ночная прогулка по рельсам не причинит мне вреда. Зато,
когда дойду до дачи, высплюсь на неделю вперед! У меня же отпуск начался –
неожиданно вспомнил я! Какое счастье! И настроение мое резко улучшилось.
Тревожно зашумел лес
впереди и я вздрогнул. Какой унылый полустанок, один единственный слабый фонарь
освещает небольшую платформу, по близости ни одного дома, точно тут все
вымерли, лишь уныло гудит трансформаторная будка. Я сунул руку в карман, и
нащупал пачку сигарет. Облегченно вздохнул, открыл ее и обнаружил, что она
пустая. Вот это да! И я опять расклеился. Безумно хотелось спать, а вовсе не
идти по плохо освещенным рельсам, мимо пугающего леса и пустых остановок.
Держась за шаткие
перила, я с трудом спустился на землю по неровным, выщербленным ступенькам
перрона. Ну что ж! Я сделал глубокий вдох! Вперед! Пожелай мне удачи – сказал я
сам себе и двинулся по шпалам. Вдалеке видны были слабые отсветы фонарей - по
крайней мере, скоро мой путь будет освещен.
Ну а пока я шел медленно, спотыкаясь о каждый камень. Камень, камень, камень
на рельсах. В памяти всплыло неприятное ощущение чего-то давно забытого и
загнанного в темноту подсознания. Камень, камень на рельсах, - повторял я
постоянно, пытаясь уловить призрачное воспоминание, с чем же это связано? Я
почувствовал легкий укол совести, и
вдруг, раз – проблеск света, - вспомнил. Вспомнил сразу. Обдало жаркой волной.
Несколько лет назад мне приснился странный сон, будто я, крадусь к железнодорожным
путям и кладу большой булыжник на рельсы. Потом отбегаю и прячусь за невысокий
холм, поглядывая на часы, - ожидаю прихода поезда. Я жду с нетерпением и
сладким трепетом, и постоянно говорю себе: «быстрее, быстрее, ну приходи уже».
И вот слышу гул приближающегося поезда, замираю в ожидании, и вот уже вижу его, он повернул и несется вперед.
Скорей же, скорей же! Он подъезжает к тому месту, где я оставил камень, бац! Раздается
противный скрежет, из-под колес сыпятся искры, вагоны накреняются вниз,
продолжают движение, а потом с шумом падают на землю. Слышен треск, шум, бьется
стекло, корежется железо. А я выхожу из своего укрытия, и смотрю, на
исковерканный состав, как Наполеон на Москву.
Проснулся я с
чувством собственной вины, и было тошно от того, что во сне во мне проявился
неведомый садизм. Я быстро поднялся, вышел на балкон, закурил, пытаясь
избавится от странных эмоций, но страшные картинки никак не выходили из головы.
Из соседнего окна доносился голос радио-диктора. Я начал вслушиваться в его
речь, и меня передернуло. Сегодня утром, где-то неподалеку от города поезд
сошел с рельс, число жертв достигло ста человек. «Смотри – это сделал ты, это твоя вина! А
может где-то там в другом мире – ты управляешь реальностью.» - шепнул мне
гаденький голос совести. «Ну что за бред!» - отвечал я сам себе, а между тем
холодный пот прошиб меня с ног до головы.
Я закурил вторую сигарету и начал вслушиваться
еще внимательнее, чем прежде. Но новостная лента закончилась. Целый день я не
находил себе места, и никак не мог выкинуть из головы этот идиотский сон.
Вечером я заставил себя включить телевизор. По данным предварительного
следствия, тот самый состав сошел с рельс, благодаря чьей-то активной помощи. Кто-то
за несколько минут до прибытия поезда сломал стрелку на рельсах, перевел ее в
другую сторону. Мне стало дурно. Всю ночь я ворочался в полусне, мне виделись
окровавленные тела, осколки битого стекла, и искореженное железо.
Утром мрачный и недовольный я пошел на работу. Не удержался
и купил свежую газету. Как выяснилось, злоумышленника прошлой ночью поймали, и
репортеры уже знали, чуть ли не всю подноготную дела. Им оказался 32-летний работник
железной дороги. Около двух недель назад его начал преследовать голос, который
внушал, что было бы неплохо сломать стрелку на рельсах.
Господи! А если
вдруг, тот голос, что подзуживал его, что если это мой голос? Да что за ерунда! Мужчина душевнобольной, у него
обнаружились признаки вялотекущей шизофрении! Так говорил я себе, но навязчивые
идеи не отступали. Долгое время я ходил потерянный и сам не свой, пытался забыть,
но не мог. И отказывался верить, что все это не имеет ко мне никакого
отношения.
Сейчас эти воспоминания
вновь заставили меня содрогнуться, но я вышел на свет, и с облегчением увидел,
что моя дорога освещена фонарями.
Так я пошел уже
быстрее и увереннее, и страшное воспоминание вылетело из головы. Ночь стояла
влажная и сырая. Запах мазута, дерева, смолы и мокрой земли кружили мне голову,
а шорохи и вздохи деревьев стали теперь приглушеннее и тише, и я почти перестал
их замечать. Интересно сколько времени займет моя дорога? Как жаль, что часы
остановились так не вовремя! И я не знаю даже примерно сколько я уже иду. Хорошо,
что я пока, не чувствую страха. Это все от усталости. Денек сегодня выдался
нервный и напряженный, я спал всего два часа и поэтому, сев в электричку сразу
же отключился. И вот к чему это привело. Удивительно, как я еще могу
передвигаться. Лес с правой стороны меня стал расширяться и наползать, и казалось,
что он вот-вот проглотить рельсы. Усталость давала о себе знать, и я уже начал
слышать музыку. Так иногда со мной бывает, когда я долго не сплю. Мысли
перекрываются странными песнями, в которых я четко разбираю некоторые слова.
Таких композиций нет в действительности, но я различаю звучание инструментов,
мелодию, голос. Вот и сейчас снова слышу ту самую веселую песенку про морячка.
Я улыбнулся. Какие странные вещи творит с нами мозг.
«Морячок, морячок, куда же ты ушел, зачем меня оставил, ведь
я тебя люблю, играй же ты без правил» – раздавалось в моей голове. Какой
идиотский текст. Вот опять гармонь слышу, и неясно, кто поет: то ли женщина, то
ли мужчина.
Неожиданно, посреди
знакомой мелодии, я явственно услышал другой голос, он пробивался сквозь больную
музыку, и казался до одури реальным. Я остановился. Музыка резко смолкла. А
голос остался. Я вслушался: он тихо, но отчетливо сказал: «Помогите!
Помогите!». И тишина. Холодное небо. Слабый свет фонаря. Рельсы. Голос.
Я растерялся. Закрыл глаза и тряхнул головой. Тишина. Уныло
гудит фонарь. В траве стрекочут кузнечики. Я облегченно вздохнул. И снова: «Помогите!».
Захотелось бежать. Стало безумно страшно. И опять:
«Помогите». Теперь я определил, что источник звука где-то впереди в двух-трех
метрах от меня, в лесу за насыпью. Я неуверенно пошел на этот звук. Сердце
билось учащенней, а вдруг кому-то действительно требуется помощь? И это не плод
моего больного воображения? Может кто-то потерялся в лесу? А может с кем-то приключилось беда? Но я
никак не ожидал встретить в этой глуши человека, да еще и в столь позднее время.
Я стал карабкаться по
насыпи. И, когда достиг еще вершины, чуть не рухнул назад, голос отчетливо и
громко произнес мое имя.
Я зацепился за ветки липы, стоявшей у обрыва. Мое имя, произнесенное
чужим голосом среди ночи, в глухой заброшенной стороне, да возможно ли?
Я стиснул зубы, чтобы не закричать. Оледенел от страха. И каким-то чудом, нечеловеческим усилием воли я заставил себя
взобраться наверх. Остановился. Голоса не было слышно. И снова мое имя, и так
близко, так близко, что я чуть не взвизгнул от неожиданности.
Начал вглядываться в
темное месиво леса, и увидел бледный силуэт, освещенный слабым фонарем,
стоявшим у края насыпи. Я осторожно пошел в ту сторону. И голос снова произнес
мое имя. Как же трудно идти! Хочется исчезнуть, но что-то внутри меня упорно
говорит о том, что я должен, просто обязан подойти.
И я шел, продираясь через кусты, и наконец увидел девушку в
белом платье, сидящую на поваленном дереве. Ее голова была беспомощно опущена
вниз, но как только я подошел ближе, она подняла на меня взгляд, и улыбнулась растерянной,
сонной улыбкой. Затем покачала головой, и начала медленно раскачиваться всем
телом из стороны в сторону, и, наконец, произнесла:
- Вот ты и пришел.
Мне стало жутко. Казалось, что это какой-то бредовый сон.
Она все улыбалась и смотрела на меня странно-пустыми, холодными глазами.
Я молчал. А она продолжала раскачиваться и с укором
говорила:
- Что же ты? Забыл меня, а помнишь, помнишь, какие ты писал
мне письма?!
В ее голосе ощущалась вселенская усталость, мне казалось,
что она вот-вот рухнет без чувств. Пьяная? Безумная? Неважно! Страх прошел. Я
осторожно ответил:
- Какие письма?
Она усмехнулась:
- Ты не помнишь, не помнишь. Конечно, откуда тебе помнить?
Ты же другой. А ты писал мне их, и я, вскрывала их маленьким остреньким
ножичком, один раз даже поранилась…
Она замолчала и стала разглядывать свои пальцы:
- Да, да, вот они шрамы повсюду, везде, они до сих пор
видны, понимаешь? – надрывно произнесла она, и опустила голову, - Я так
волновалась, когда вскрывала их, и ножик ходил туда-сюда, туда-сюда. Мне было
больно.
Она замолчала и уставилась в одну точку.
Я стоял в оцепенении.
Рассеяно полез в карман за сигаретами, но тут же вспомнил, что они
кончились. Задрожал. Мне вдруг самому захотелось плакать, и смотреть на свои
пальцы, искать на них шрамы от ножевых
порезов.
Она снова посмотрела на меня:
- Ты хочешь курить? У тебя кончились сигареты. Бедный.
Сейчас. Сейчас.
Она пошарила рукой за бревном и подала мне полную чуть
влажную пачку сигарет. Я машинально взял их и начал распаковывать, и только,
когда поднес сигарету ко рту, понял, что это именно та марка, которую курю я.
С трудом, сдерживая дрожь в пальцах, я прикурил. Она
наблюдала за каждым моим действием и обреченно улыбалась:
- Бедный. Ты ничего не понимаешь. А я, я-то все помню. Те
письма, твои письма. Я сидела на террасе за маленьким столиком в плетенном
кресле и читала их, дул свежий майский ветер и приносил мне восторги первой любви,
первой разлуки…Читала «Вешние воды» Тургенева. И небо было такое синее-синее, и
откуда-то с полей шел дым, где-то жгли прошлогоднюю листву. И все дышало
неизъяснимой прелестью.
Я затягивался все сильнее и сильнее, далеко, в глубине души
рождались какие-то знакомые чувства, казалось, я ощущаю и тот вольный майский
ветер, и ту безграничную свободу. Мне снова захотелось плакать так сильно,
навзрыд, как плачут дети. Маленькая терраса, белые листочки писем, и трепетное
ожидание чего-то томительного, бесконечного и великого. Я прикрыл глаза рукой,
и прикусил губу, чтобы она не видела моих слез.
Она рассмеялась так беззаботно и по-детски:
- Ну что ты! Не плачь. Не плачь. Ничто не исчезает
бесследно. Ты не помнишь того, что ты мне писал, а я помню, помню некоторые
строчки наизусть.
Она замолчала, я убрал ладонь, и увидел ее пристальный,
внимательный взгляд.
- Что я писал тебе? - охрипшим голосом спросил я.
Она чуть выпрямилась и громко начала говорить
- Твои глаза, твоя детская доверчивость, твое стремление ко
мне. И моя, по началу отстраненность, а затем – преданность; прикосновения к
тебе, как к близкому и родному, чему-то необычайно теплому и светлому. Я с
тобой, я рядом, я хочу дарить тебе то, что у меня есть в избытке. Ты – тонкий,
хрупкий цветок со стальными лепестками. Ты – неизбежность бесконечного
пространства. Точка на пути, которую нельзя обойти, обогнуть. Чуткая, пламенная
стихия, дитя неба, знающая таинства всего живого, что есть на земле. К тебе
стремлюсь, и вижу тебя так четко, будто ты всегда, вот так вот, сидела со мной
рядом за тем старым, черным роялем.
Ее голос звучал
глухо, словно шел из глубины колодца, ударяясь о стены. Ни на секунду она не
повысила тона, все было произнесено на одной, монотонной, но твердой ноте.
Она посмотрела в мои
глаза, и стало так больно, так стыдно за то, что я не помню. Она уловила это, и
ее взгляд стал острым и холодным, как
сияние ночной звезды. Тогда я осторожно присел с ней рядом, и не знаю почему
ответил:
- Я верю тебе, но не помню.
Она застыла и уставилась в землю:
- Да, да, ты так писал мне. Именно ты.
И она задрожала.
- Холодно, - как-то обреченно сказала она.
Мне захотелось обнять ее, чтобы дать ей хоть чуточку тепла,
но я не мог. Я застыл как изваяние. Я боялся сделать хотя бы одно лишнее движение.
Неясный страх сковал меня по рукам и ногам, но душа протестовала, душа кричала:
«Ну что ты! Обними! Обними скорее!».
- Холодно, - снова сказала она, и задрожала.
Нет. Нет. Я не должен обнимать ее. Этого нельзя делать.
Тогда все миры смешаются. А я хочу добраться до дачи.
«Дача» – это слово вернуло меня в реальность. Я вспомнил
свой маленький домик. Уютные комнаты со
старой мебелью, зеленое кресло, полки с книгами, стоящими там еще с самого
моего детства, буфет со старой посудой, часы с забавной кукушкой. Да! Я же
сегодня должен был быть на даче! Должен был зайти в магазин, чтобы купить еды и
сделать себе ужин. Я хотел пожарить картошку и усесться в кресло с бокалом
красного вина, и слушать, как трещат дрова в старой печке. Да! Мне же надо было
наколоть дров! А вместо этого я сижу здесь в сыром лесу, на бревне….Я не успел
закончит мысль, как услышал ее тихий плачь:
- Холодно.
И тут я не выдержал и крепко обнял ее. Как только мои руки
сомкнулись на ее талии – я забыл о том, что думал секунду назад. Волны
знакомого, родного тепла накрыли меня с головой, я слышал, как громко стучит ее
сердце, как перестает она дрожать и покоряется той силе, объединившей нас.
Наконец она отстранилась
от меня, ее глаза остались, как и прежде холодными и безучастными, но в них
промелькнула слабая искорка радости.
- Я так устала. Отведи меня домой, пожалуйста.
Мне хотелось спросить, где ее дом, но тут же понял, всю
нелепость подобного вопроса. Надо добраться, как-то добраться до дачи.
- Пойдем, - сказал я, вставая, и протянул ей руку.
Она снова опустила голову, и стала раскачиваться:
- Домой. Домой. Как я устала.
Потом встрепенулась, подала мне руку. Как только я ощутил тепло ее пальцев, я сразу
понял, что должен, должен как можно скорее добраться до дачи. Она медленно встала,
чуть покачиваясь:
- Пожалуйста, возьми мои крылья. Мне так сложно их нести.
Она жестом показала куда-то позади себя.
Крылья??? Я начал всматриваться и заметил что-то большое и
белесое. Я отпустил ее руку, и подошел туда. На земле валялись большие белые
крылья. Я растеряно остановился. От них исходило слабое фосфорное свечение. Я
дотронулся. Такого материала я не видел никогда. Нежное и мягкое на ощупь, но
эфемерное, призрачное, кажется вот-вот ускользнет из-под пальцев. Что-то
отличное от всего, что есть на земле. Я взял их и попытался поднять, но они
были такими тяжелыми, что я с трудом оторвал их от земли. Как же? Как же я
поведу ее, да еще и понесу крылья?
Она поняла мою растерянность и сказала:
- Одень их. Так легче идти.
Я послушался, и как только белые крылья коснулись моей
спины, я почувствовал как они плавно и незаметно вошли в мою кожу, в мою плоть,
и стали частью меня, теперь я не ощущал и половины их веса. Прошло несколько секунд,
и я увидел, что они стали темными.
- Темные, потому, что ты рассекаешь ночь, рассекаешь тьму, и
отсвет ее остается на них, - слабо улыбнулась она.
Я подошел к ней и взял за руку, она упала на мое плечо, и мы
медленно спустились на рельсы. Я шел между путями, и лес вокруг, шпалы, темное
небо, фонари теперь казались мне декорацией, ширмой, прикрытием к тому, что
действительно скрывается за ними.
И снова спотыкались мы о камни, и воспоминания того сна
казались мне не то, что смешными, а пустыми, такими будто их никогда не существовало.
Ее ладонь лежала в
моей, и я чувствовал легкое дрожание ее пальцев. Мы шли долго, очень долго,
времени не было, и, казалось, будем идти так бесконечно. Я уже начал выдыхаться.
Крылья за спиной становились все тяжелее и тяжелее будто набирали вес. Мы
споткнулись о камень и чуть не упали. Добраться бы. Добраться бы.
Вдруг до моего полусонного мозга дошел шум. «Поезд» -
подумал я, и увидел впереди желтые огни.
Мы остановились. Но что это? Позади услышали тот же шум. О только не это! Два
поезда одновременно. Нас, усталых, просто снесет ветром, и мы упадем прямо под
колеса. Я не выстою. Не удержусь. Не выдержу. Несколько секунд, и мы в
эпицентре шума, леденящего холода, и бешеного ветра, меня качнуло, и я едва
сдержался, чтобы не упасть. Крылья! Крылья! Вспомнил я. Обнял ее крепко. И ощутил
всю ту неведомую силу. Секунда - и я
оторвался от земли. Мы взмыли вверх. И я увидел, как две светящихся точки внизу,
промелькнули и растворились в темноте. Мы летели. Набирали скорость. Я смотрел
на нее. Ее глаза понемногу менялись: оживали и становились все светлее и
светлее.
Мы глотали судорожно воздух и упивались свободой. Через
некоторое время я начал уставать. Она же отпустила меня. Я не испугался. Я
знал, что и она полетит рядом. И увидел ее крылья, которые тоже стали темными.
Так мы летели, уже не ощущая тяжести и усталости, летели, не зная, куда и
зачем, все выше и выше, пронзая облака, наполненные густым туманом. Земля,
трава, деревья, все осталось там, внизу, а перед нами открывался безграничный
космос, манящий звездами….
05.06.11 от Р.Х.
|