И все в этом сне было не так, как должно быть, а как
должно быть -
я и сам не знаю.
Джонатан Свифт
Я взялся за рассказ или повесть (что
получится, пока не знаю), о нашем замечательном городе, который никто, кроме
нас, пока не знает, но рано или поздно весь мир узнает, что есть на белом свете
Коста д,Арина, до которой можно добраться (мы не скажем откуда) дачным поездом,
состоящим из двух вагонов. А можно попасть и морским путем, если заранее
сговориться с хозяином парусной шхуны, которая раз в неделю пускается в
каботажное плавание вдоль малопривлекательных для капризных западных туристов
скалистых берегов…
***
…Когда тройка разгоряченных бегом лошадей,
замерла у входа во дворец, он молодо спрыгнул с подножки рессорной кареты на
влажную от ночного дождя брусчатку мостовой.
- Ну, наконец-то!.. - нетерпеливо
проговорила она, поджидая его в дверях, и подала руку для церемонного поцелуя,
- я давно жду тебя… И не спрашивай меня ни о чем. Потом. Все потом… Нам пора…
И, взяв его за руку, увлекла за собой, в
глубину дворца с анфиладой комнат вдоль длинного узкого коридора. Двери этих
комнат были отворены, и в глубине каждой, тускло освещенной красноватым светом
висячих ламп, клубилось что-то, похожее на живые картины из волшебного фонаря…
В одной комнате седые солидные джентльмены играли в рулетку за круглым столом,
в другой – тоже за столом - сидели немолодые напомаженные дамы в париках с
буклями и о чем-то разговаривали, в третьей – играли в карты…
Впрочем, он не обращал на них ни малейшего
внимания, следуя за ней. Он видел только темное ее платье, расшитое бисером,
нежные очертания ее лица, ее волосы, собранные в прическу… И невольно любовался
легкой неуловимостью ее движений… Он не знал, зачем и по какой надобности
оказались они в этом странном, населенном незнакомыми людьми доме… Легкий, сухой ветерок шевелил тяжелые, как
знамена, гардины, точно подсказывая куда идти, и они все шли и шли, оставляя позади
мрачные комнаты, освещенные мрачным светом, угрюмых мужчин в черных фраках с
тяжелыми малоподвижными лицами, недобрых дам с их париками, муфтами и
горжетками… Никто не оглядывался на них, не смотрел им вслед, точно их не было, да и они никого не видели,
обмениваясь на ходу короткими счастливыми взглядами, в которых было все: и
радость встречи, и восторг узнавания, и несказанность чувств, переполнявших их
в то раннее, не проснувшееся еще утро…
- Подожди меня здесь, я скоро приду, -
сказала она, и скрылась за дверью.
Он остался ждать, нервно меряя шагами
узкое пространство коридора, напряженно вслушиваясь в гулкую пустоту, но не
слышал ничего, кроме вкрадчивого скрипа дубового паркета… Он попытался войти в
дверь, за которой скрылась она, но не нашел там двери. Глухие, как в тюремном
замке, стены сходились углом, замыкая пространство коридора. Он заметался в
поисках выхода и вдруг наткнулся взглядом на маленькую, неприметную дверь, к
которой спускались три узких истертых ступеньки. Обрадовавшись, он толкнул
потайную дверь, и…
***
…И оказался в
совершенно незнакомом месте, похожем на полустанок с одноколейной железной дорогой, которая тянулась куда-то к
горизонту.
И в предрассветных сумерках, там, где
нестройно колыхались высокие деревья, он увидел ее, одетую совсем по-простому:
в светлую куртку, темную юбку до колен и узкие черные башмаки. Да и на нем уже
был не фрак, в котором он только что чувствовал себя франтом, а застиранная
фланелевая рубашка в крупную синюю клетку и грубые черные штаны, заправленные в
сапоги. Не помня себя от радости, он бросился к ней навстречу…
Она нисколько не удивилась, словно ожидала
его на заранее условленном месте.
- Наконец-то, я боялась, что ты не
успеешь.
Только сейчас он заметил, что в руках она
держала кажется билеты, а возле ее ног стоял легкий дорожный саквояж желтой
кожи.
Он не успел ни о чем ее спросить. Из-за
поворота вынырнул поезд, состоящий всего из двух вагончиков и медленно
притормозил рядом с ними.
Машинист, высунувшись из окна, как в кино,
приветливо махнул им рукой, приглашая садиться.
Он подхватил саквояж и помог ей подняться
в вагон по железным ступенькам.
Поезд тронулся, постепенно разбегаясь, и
замелькали за окном горы и долины, мосты и виадуки, станции и полустанки…
Это был крохотный, из двух вагонов, дачный
поезд с тамбуром для велосипедов и собак. И пахло в этом поезде чем-то
домашним, простым, деревенским: пахло яблоками, вином (вино местные жители
возили на рынок в бурдюках), пахло брынзой, перцем и сыромятной кожей...
Старые, потрепанные временем вагоны раскачивались, скрипели, резко и отрывисто
стучали под полом стальные колеса…
Пассажиры, а их в этом вагоне было двое,
дремали или смотрели в окно, пыльное, засиженное мухами вагонное окно. За окном
проплывали какие-то странные средневековые картины, в реальность которых было
трудно поверить.
Впрочем, во все, что случилось с ними в
последние дни, было трудно поверить… Они, наконец-то обрели то, что искали: мир
и покой. Миром и покоем пронизан был бледный болезненный рассвет, едва
брезживший за частоколом дальнего леса, миром и покоем дышала утренняя
свежесть, которой наслаждались они после духоты европейских вокзалов и
аэропортов. На остановках (а этот похожий на старый питерский трамвай поезд
тормозил едва ли не у каждого телеграфного столба), дверь со скрежетом
отворялась и тут же захлопывалась, навсегда поглотив то чью-то пьяненькую,
усатую физиономию, то строгое, чем-то озабоченное старушечье лицо…
***
Они прибыли на конечную станцию тусклым,
сереньким утром и были единственными пассажирами, сошедшими в этот ранний час
на этой крохотной станции.
Оглядевшись, они направились к вокзалу,
представлявшему собой старинный особнячок из красного кирпича, совершенно
пустой и безлюдный. На вокзале их встретил сутулый седой старик в тужурке
железнодорожника и что-то сказал им на чужом языке. Они молча пожали плечами и
назвали, как пароль, одно-единственное слово: «Коста д,Арина…». Он закивал
седой головой, что-то невразумительное бормоча и, махнув желтым железнодорожным
флажком, показал куда идти…
Он подхватил чемодан – легкий дорожный
саквояж желтой кожи, и улыбнулся ей.
- Кажется, приехали, - сказал он.
***
Они оказалися в незнаком городе на
незнакомой улице, вымощенной серым камнем… Улица забирала вправо, полого сбегая
вниз, к морю. Моря они еще не видели. Они слышали переклики чаек, тяжкие вздохи
волн, видели верхушки мачт от яхт, стоящих на приколе. Мачты колыхались,
поскрипывали, как сосны в сосновом лесу… И пахло в этом городе морем,
водорослями и озоном, как в лесу после грозы…
***
…Город этот славился единственным в мире музеем Тишины.
Владелец его, старый сумасбродный португалец, считавший себя коллекционером
тишины, продает свои сокровища в квадратных бутылях темного стекла, на которых
по-английски, португальски и по-русски написано, как на коньячных бутылках:
«Тишина, два сверчка, три сверчка, пять сверчков…» То, что по-английски и
по-португальски, - ясно. А почему по-русски? Дон Диего Астуриас (так зовут
этого чудака) считает, что самые сокровенные запасы тишины остались только в
России, весь остальной мир богатства эти, как месторождения руд, угля и золота,
давно разбазарил, пустил по ветру…
Кстати, он стал создателем и единственного
в мире музея Ветра. Ветер он хранит в бутылях побольше, наподобие тех, в
которых когда-то держали керосин. Самые сильные и разорительные ветра хранятся
в красных бутылях, самые слабые – в желтых и голубых… А есть еще зеленые,
синие, морозные… Есть и такие… А еще имеются у него всяческие приспособления
для имитации ветра: всякие там вертушки,
гуделки и свистелки, разных размеров и конфигураций, от громоздких,
напоминающих ветряную мельницу до совсем
крохотных величиной с детский кулачок… С их помощью он может воссоздать все,
что душе вашей угодно: ночь в лесу, ночь в степи, ночь на море…
К ночи он душевно расположен и даже
подумывает о том, чтобы создать еще один музей, музей Ночи, но не знает, как
это сделать. Покупать картины? Но на это у него нет денег. Редкие чудаки,
которых по каким-то чаще всего случайным делам заносит в Коста д,Арину,
покупают у него, посмеиваясь над собой, то бутыль горной тишины в три сверчка,
то бутыль семибалльного морского шторма, чтобы показывать потом друзьям и
родственникам как некую никем еще не осознанную ценность…
***
О том, как выглядит снег, никто в этом
городе не знает. И только они, эти двое, говорят здесь по-русски. Местные
жители общаются меж собой на дикой смеси европейских и азиатских языков,
сложившейся здесь в те незапамятные времена, когда город был одним большим
рынком, торгом, торжищем, и в здешнем порту тесно было от торговых судов,
которые заходили сюда, в Коста д,Арину, со всего света, даже из Америки и
России… Но об этом в городе мало кто помнит…
Они узнали об этом в гулкой тишине
старинной часовни, на которую наткнулись, когда бродили вдоль опустевших
пакгаузов старого порта. Старый горбоносый грек, оказавшийся привратником
часовни, узнав, что они из России, обрадовано засуетился, забормотал, мешая
греческие слова с русскими и порываясь поцеловать ей ручку… Из бессвязной его
речи они поняли, что когда-то очень давно он был моряком торгового флота и еще
до войны бывал в Петербурге и даже встречал белые ночи на Невском проспекте… С
какой-то девушкой по имени Наташа…
***
Они обошли город вдоль и поперек,
посидели, и не по одному разу, во всех ресторанчиках и кофейнях, побывали во
всех лавках и лавчонках, изучили бесхитростную географию города…
Конечно же, они пили в этом прекрасном
городе красное вино, ели виноград и гуляли по пустынному берегу в шортах и
шлепанцах…
Одетая в шоколадного цвета шорты и белую
кофточку с оборками, она была так похожа на Диану-охотницу!
На пустынном берегу вдруг появились,
незнамо откуда взявшиеся греки, испанцы, французы и португальцы, населяющие
город; они с восхищением смотрели на нее и с завистью – на него… Потому что ни
одному из них даже во сне не приснится, что ему благоволит милая и прекрасная
русская женщина Арина…
По утрам, пока она спала, он, чтобы не
тревожить ее, писал повесть о городе, о добрых хозяевах, у которых они снимали
угол с видом на море, о молчаливых деликатных соседях, которые никогда и ни о
чем не расспрашивали их…
Впрочем, и они их ни о чем не
расспрашивали - они не знали их языка, и объяснялись с ними жестами и двумя
десятками испанских, французских и английских слов, которые имелись в их лексиконе.
Этого вполне достаточно, чтобы сохранить добрые отношения и вовремя рассчитываться
за постой… Жилье в Коста д,Арина баснословно дешево, вино, виноград, сыр, рыба
и молоко стоят сущие гроши, и тех скромных гонораров, которые время от времени
присылают из издательств за публикацию его рассказов, им вполне хватает на
жизнь. Они могут даже отправиться в путешествие по Европе, но им пока этого не
хочется. Им хватает теплого синего моря и теплого испанского солнца.
***
«Я писал тебе, что вчера приходил директор
кирпичного завода с литературной фамилией Булгаков, предложивший мне написать
книгу о заводе… Но забыл сказать, что разговор наш (сугубо производственный
разговор о кирпичах, о тротуарной плитке, о черепице) неожиданно получил, как
говорят в шахматах, «испанское» развитие. Алексей Алексеевич (так зовут
директора) вспомнил, как несколько лет тому назад гостил в Испании, и как в
одном из крохотных испанских городков, название которого он запамятовал, его
поразили керамические картины на стенах домов… С большим воодушевлением
рассказывал этот крепкий коренастый человек, очень похожий, кстати сказать, на нашего
соседа по Коста д,Арине, об этих картинах, о городе, в котором нет никакой
промышленности и даже туризм там слабо развит…
- Постой, как же назывался тот город? -
говорил он, неизвестно к кому обращаясь…
- Может быть, Коста д,Арина? - подсказал я
ему.
- Нет, не Коста д,Арина, но это где-то
рядом.
- А вы бывали в Коста д,Арине? - спросил
я.
- Я не бывал, но о
городе этом что такое слышал…
Представляешь, милая моя, нами придуманный
и нами еще толком не обжитый город,
становится известным, о нем что-то слышали… А скоро о нем все будут знать и в
железнодорожных кассах (вот увидишь!) будут спрашивать билеты до Коста д,Арины…»
***
Я не сплю, смотрю на огни
за окном, и огни эти напоминают мне огни нашей Коста д,Арины... Давненько мы
там не были! Не пора ли паковать
чемоданы…
========================================================
|