ВОЙНА ПРЕДСКАЗАНИЙ

1.

Тварей не видно. Спрятались? Негде. Да и жрать тут некого – голая скала, с которой сдувает даже снег. Снег, похоронивший под собой весь мир. Но здесь ему не зацепиться. Как и мне.…А мне не обходимо! Туда - на самый верх. Необходимо.

Я устал. Очень устал. Настолько, что одеревенелость тела и мозгов кажется нормой. Настолько, что проваливаясь в забытье короткое и беспокойное, даже в сновидениях хочу спать. Необходимо…

Ноги скользят на гладкой поверхности новой, недавно остывшей горы. Необходимо…

Шаг – за - шагом. Рывок – за - рывком. Сливаясь со скалой, цепляясь отчаянием и скрюченными судорогой пальцами за микроскопические выступы, вдавливая себя в еле заметные ложбинки – вверх.

Я на месте. Гребень новорожденной каменной гряды острый, как коса смерти. Вокруг этого невиданного, исполинского лезвия носятся, беснуясь и зло хохоча сотни ветров. Надо быть осторожнее. Глупо погибнуть сейчас.…Или не глупо? Прошла бы невыносимая усталость, увидела бы за собой ненужные волнения… разочарования…

Стоп! Держаться.

Я просто помотал головой, отгоняя убивающие мысли. Распаковал «УНС – 2012» - устройство навигации и связи. С навигацией на планете, искалеченной космосом, с переломанными, а потом наново скроенными материками, имелись некоторые проблемы. Зато связь! Да еще и на высочайшей точке. Онемевшие пальцы крутят ручку настройки. Ухо готово заглотнуть трещащий помехами наушник.

Ну, где же вы? Почему молчите. Погибли?

Страх ледяной ладонью сжал сердце. Неужели все – напрасно? В ушах кроме эфирной трескотни слышу новый звук. Не из наушников – из памяти. Металлический звук, отбивающий ритм вальса. Та, дам-датам, датам-та- да. В бездушном механическом стуке мне слышится издевка.

О, как же я устал…

…Устал. Но еще жив. А там, откуда ушел в моей спасительнице-щели я уже умер. И не раз.

Заперт со всех сторон слепым случаем в маленьком бункере с огромными запасами пищевых концентратов, воды, медикаментов и какого-то научного хлама я пережил катастрофу. И катастрофу после катастрофы.

 -         Сидит, козел, как ни в чем не бывало.

-         Урод, такую планету похерил.

-         А то, что на всех нас забил, это что, во внимание не принимается так и надо?

-         Реально, из за этого старпера в этом скворешнике паримся. !

-         Сидит, козел…

-         Может его стукнуть? Слегка.

-         Сидит…А он не сдох случаем?

-         Мечтай! Хрен, что возьмет этого монтесуму.

В огромном зале из черного полированого оникса – человек пятьдесят. Мужчины, женщины, глубокие старики и почти дети. Различны расы и одежда. С виду их ничего не объединяет. Кроме одного – активной неприязни к старику, неподвижно сидящему на корточках возле одной из пяти стен. Его лицо с глубокими морщинами – неподвижная маска. Веки полуопущены. Со стороны кажется он не замечает ни агрессивной толпы окружившей его полукругом , ни мрачной красоты чертог…Или, наоборот, видит все слишком хорошо?

 В свете факелов освещающих черный зал, лицо старика кажется отлитым из меди.

 Через четверть вечности бункер перестало трясти. Чудом его содержимое не стало однородным взбитым чудовищными землетрясениями коктейлем. Вскоре я перестал боятся дрожи Земли. Потому что дрожь ушла. За ней ушел колючий страх. На его место стало вползать слизистое животное – безумие. Чтобы удержать рвущейся прочь рассудок, я декламировал по памяти поэтов от Гомера до Белого. Затем читал вслух надписи на упаковках, пересчитывал брикеты… Сто восемнадцать тысяч пятьсот одиннадцать упаковок дала последняя ревизия. И еще двести два камушка мелкой, непонятно как сюда попавшей морской гальки.

Настала очередь аппаратуры. Повезло, разработчик «УНС-2012» сделал устройство таким образом, что даже чайник вроде меня в силах понять назначение аппарата и то, как им пользоваться.

Через полвечности, когда мозг снова принялся истошно орать, извергая отчаяние и боль, когда агония сознания стала невыносимой, я включил УНС и вышел с ним наружу в белую игольчатую мглу. Надежда, слепая, безликая, как дым испугала. Я уже умер, а теперь могу умирать снова и снова. Тающая обреченность казалась сладостной и похожей на вату – облепляет. Она – хлороформ. Вдохнул сладкий… приторно сладкий, тошняще сладкий запах, плавно упал в наполненную чем-то мягким, душащим бездну… И все - от тебя уже ничего не зависит. Главное – успокоиться. Расслабиться и наблюдать, будто из дали, как немеют пальцы на руках и ногах, как легкое приятное покалывание поднимается выше.., выше…

Но явилась надежда, заключенная в пластиковом ящике с выдвижной антенной, и расслабленность сменилась страхом. Страхом перед тысячами вариантов «нет», перед сотнями вариантов «да». Перед пугающей неопределенностью выдавившей сладко-тошнящую вату привычной уже обреченности. Со страхом пришел смысл. Смысл вечности запертой в бункере, смысл – поэмам Гомера и симфониям Андрея Белого. Появился смысл у ста восемнадцати с лишним тысяч брикетов, и даже у морской гальки непонятно как попавшей в мое убежище, в мою тюрьму.

И еще появился путь. Я ступил на него, еще точно не зная зачем.

  В огромном зале ограниченном пятью стенами из полированного, как зеркало черного оникса. Единодушие уступало месту разброду.

 -А сам то потепление предсказывал! – верещала беззубая, с выпученными глазами старуха в невозмутимое лицо высокого мулата и старалась при этом полоснуть оппонента безобразными серого цвета ногтями. Мулат для защиты выставил перед собой обе руки и опасливо отбивался от старухи, стараясь не терять при этом достоинство.

 -Предсказывал, - согласился он и тут же перешел в наступление – так и было ведь потепление. В «двулетие огня» температура планеты на восемь градусов подскочила.

 -Своих не дам! – ревел быком здоровенный, рыжий, лохматый детина, пытаясь сбросить повисших на нем четверых вертких азиатов. Норману удалось, наконец, отделаться от половины противников, освободившуюся мощь он вложил в неистовый ор.

-         У Норвегии в закромах – запас семян почти всех видов докатастрофных растений! Нам и главенствовать.

-         Я вас умоляю, - парировал носатый, невысокий брюнет, пытаясь одновременно спорить и затыкать платком разбитый, скорее всего сломанный нос.

-         И де ваша Норвегия? Раскололась? – из-за травмы голос брюнета стал еще более гнусавым.

-         Я нашим, некоторым, тоже предсказал, шо наличных у них будет - хоть в печь кидай. И шо? Кидают – греются?

Раннее сброшенный Норманом китаец пришел в себя и, сфокусировав глаза, попытался сделать «вертушку», атакуя при этом брюнета. Но был сбит с ног двумя сцепившимися чернокожими. Свалка становилась всеобщей.

 Даже невозмутимому кирпичноликому старцу углубляла ногтями его древние морщины коротко стриженная тучная дама.

-         ТИ – И-ХО - О-О!!!

 Когда долго заперт внутри себя, когда не на что смотреть, нечего гладить, нюхать, слушать или пробовать на вкус, когда в этом покалеченном, ущербном настоящем чувствам нечего ощущать они уходят. В глубь. В прошлое. Яркие, сочные, живые картины прожитого, сброшенные как непотребный хлам в недра памяти выплывали теперь наружу, и я радостно захлебывался в их неистовом круговороте.

Чаще всего виделось: осень, отбивающий ритм вальса стук колес, люди, спящие и полу спящие на неудобных скамьях электрички. Напротив – ничем не выдающаяся женщина – скорее «тетка». Лицо простое. Но глубоко в глазах прячется хитринка. Уже минут двадцать пытается меня разговорить. Несмотря на то, что демонстративно открыл конспект и притворюсь, что учу.

-Молодой человек, а давайте я вам погадаю неожиданно предлагает навязчивая соседа. Боялся я, признаться, заглядывать в хитросплетения судьбы: вдруг будущее разочарует? К тому времени за все мои прожитые девятнадцать лет мне гадали один только раз. Были мне тогда обещаны: успех, любовь, здоровье и деньги.

-А главное – умрешь легко, на высшей точке счастья, не успев пресытиться подслащивала пилюлю девушка-хиромантка, чтобы под занавес выдать: - в тридцать девять лет.

Чтобы отделаться от тетки, тогда, в электричке, я рассказал ей эту историю в качестве обоснования отказа.

-         А ну, дай-ка обе руки, - потребовала она. Я бессознательно подчинился. Женщина долго всматривалась то в правую, то в левую ладонь. Потом опять в правую и опять в левую…

-         Ошиблась коллега моя, - резюмировала гадалка, когда я уже было твердо решил плюнуть на правила приличия, в одностороннем порядке прервать сеанс и пойти покурить в тамбуре.

-          Ошибалась, - довольно повторила дама и хитринки в ее глазах забегали по самой поверхности.

-         Тебе же 39 – мало, не то вопросительно, не то утвердительно произнесла гадалка. Я дал соответствующий – невразумительный ответ.

-         Сто лет и еще один годик по земле тебе ходить парень, - радостно, будто себе многие лета наворожила, произнесла попутчица. И предыдущей хиромантке, и этой я не очень – то поверил, но подумал: «Хорошая, все - таки, женщина. Добрая. Угадала мое желание и не то, чтобы исполнила, но приятную надежду, дала».

Вскоре, за учебой и веселостью студенческой жизни я забыл об этой случайной встрече.

Когда мне было 38 лет и восемь с хвостиком месяцев, планета вошла в астероидный пояс. Рожденные в бездне снаряды из металла и камня разрывали стонущую Землю – как и предсказывали оракулы с лицами цвета красного кирпича жившие некогда на Юкотане.

А я выжил. Выжил чудом, которое усмотрела в линиях судьбы случайная попутчица.

 -         ТИ – И – ХО – О – О!!!, - невероятной силы голос наполнил собой ониксовый чертог. Все пять зеркальных стен мелко завибрировали, будто задрожали от испуга. В одно мгновение дерущиеся замерли, кричащие – умолкли. Только напрочь глухой китаец с заплывшим от фингала глазом, не веря своей удаче издал мяукающий звук и выполнив «маваши» в прыжке звезданул со всей дури ногой по кумпалу очень кстати застывшему норману. С невероятным, усиленным воцарившейся тишиной, грохотом здоровяк рухнул на пол.

-         Что еще там !, - вопрос громогласно заданный мрачной трехметровой фигурой потребовавшей пару секунд назад тишины прозвучала угрожающе. Естественно на него никто не ответил. Молчание. Слышно только издаваемый просочившейся через платок звонко капающей прямо на пол крови из сломанного носа гнусавого брюнета. Закутанная в плащ до пола, с накинутым капюшоном полностью скрывающим лицо, фигура повернулась к нарушителю тишину.

-         Ну? - требовательно прозвучал короткий вопрос. Невидимые глаза сверкнули яростью.

-         План прффесор, - брюнет раскоординированной походкой, будто хромая на обе ноги вышел вперед.

-         Пан профессор, это все он виноват, - одной рукой брюнет все еще пытался остановить кровь, а второй указал на кого – то в толпе.

 Где же вы? Погибли? Я сижу на вершине острой как коса смерти и кручу ручку «УНС»а. Одна трескотня, одна… Стоп! Немного назад. «Прием. Выползший из щели, прием,»- знакомый голос повторяющий мои позывные словно выдернул меня из цепенящих лап холода и перенес в цветущий сад. «Бросающий слова, вас слышит Выползший из щели. Прием», - чуть ли не со слезами истеричной радости заорал я в передатчик.

Что меня так осчастливило? Сложно объяснить. Выйдя пол вечности назад из своего умертвляющего заточения мое тело бесконечно долго прокладывало путь сквозь постапокалипсичные пейзажи. Я сначала пошел на зов рвущей мольбой эфир и чуть не погиб. Двое людей то ли обезумев от холода, то ли побратавшись с ним заманивали радио–передачей искателей к себе в долину и убивали их. Со мной не вышло. Я добирался к этим канибалам миллиарды дней, я отбивался от тварей и смертоносного ветра, я падал в пропасти, теряя снаряжение и надежду. Поэтому в схватке моя ярость оказалась сильнее их голода… А может просто не пришел назначенный мне в электричке, выстукивающей в прошлой жизни ритм вальса, срок.

В убежище, доставшимся мне от убитых врагов, я провел несколько жизней, предаваясь отчаянию, щупая без тени надежды эфир. Пришла тошнотворно сладкая готовность к ватной обреченности. Снова спас случай. Точнее то, что я случайно сам того не осознавая переключил поиск радиопередач в другой диапазон. Снова появился путь. Через тридцать три удара сердца я снова шел по нему.

Оказалось, все присутствующие знали на кого брюнет указует перстом. Еще недавно дико орущая, дерущаяся толпа проявила удивительное единение и, пред ясны, но по – прежнему невидимые, очи трехметрового был вытолкнут красноликий старец. В побоище досталось всем, но этому бедолаге… Лицо его еще недавно излучающее отстраненную бесстрастность было немилосердно исцарапано и ничего больше не излучало. Порванная в клочья одежда открывала тело густо покрытое синяками.

-         Из – за этого «чоколатля» все тута страдаем, - взвизгнула бойкая старушенция и попыталась отвесить одиозному деду пендель. Но была остановлена длинным.

-         Хватит, - взревел он. И не уменьшая громкости, может быть даже не умея уменьшать, обратился к угнетаемому дедушке.

-         Что скажешь, верховный жрец. Старик хотел было ответить, но скривился от боли и схватился за челюсть. Затем сунул себе в рот два пальца, невнятно, но жалостливо ойкнул и после чего извлек из зева выбитый зуб. Осмотрев его без особого внимания бескультурно уронил онный себе под ноги.

-         Мое пророчество, - начал было жрец и снова скривился. Обойдясь в этот раз без пальцев он выплюнул пострадавший моляр вслед за его собратом.

-         Мое пророфество быво раньхе всех вахих скаванно, - артикуляция старика сильно пострадала, но народ его понял. И возмутился.

-         Какого Монтесумы ты ваще конец света предрек? – визг бабки – футболистки перекрыл остальной шум,  - после тебя что угодно пророчить – дело тухлое.

-         Пофому, как индейфы мои страх потеряли, - орал в ответ верховный окончательно потеряв самообладание. Сообразив что его не слышат, а если слышат, то не понимают старик стал показывать своим оппонентам неприличные жесты. Опять назревала драка. Трехметровый прекратил безобразие подняв сжатую в кулак руку.

-         Вы за что наказаны, за что заперты в этом ониксе дурацком? - строго, хотя и без обычного громыхания, спросил «капюшон». Предсказатели – неудачники замычали в разнобой что – то неразборчивое.

-         Не слышу! - теперь длинный громыхнул.

-          За то, что не умеем согласовывать предсказания между собой, - уже стройнее, но как – то уныло доложили провинившиеся. « Серый плащ» махнул рукой – жест которым обычно сопровождают безразлично – разочарованный возглас, вроде: «Да ну вас», после чего исчез.

 Еще раз случилось чудо и я дошел до места откуда вел передачу Бросающий слова Дошел, несмотря на сломанное при спуске с гряды предплечье, на потерянный рюкзак с концентратами, на то, что возле самого входа в убежище Бросающего осмелевшие от голода твари вырвали из бедра кусок мяса.

«Дошел», - удовлетворенно думал я, когда меня истекающего кровью балансирующего на грани сознания трое крепких парней затаскивали в мой новый дом. Дошел, теперь плевать на то, что дальше, на то, что узнаю, зачем проделал свой путь, на все плевать. Я сделал все, что мог, все, что должен… И если Бросающий, как и те двое, окажется гнусным пожирателем себе подобных – плевать. На все пле…

Как оказалось, я пришел в небольшой, около 8 тысяч, подземный город в Новых Судетах. Тусклое освещение, гидропонные поля, трудовая повинность – 12 часов… Но! в городе я увидел детишек, которым было меньше лет чем горной системе в недрах которой мы нашли приют. Что ж, в целом, неплохое местечко чтобы встретить свой сто первый день рождения.

 В маленькой комнате, возле огромного экрана стоят трое в серых плащах, капюшоны сброшены. Лица вполне обычные, только сосредоточенные. Все трое внимательно смотрят на экран. На нем в режиме реального времени транслируется изображение из ониксовых чертог.

- Стоп, - командует один из плащеносцев, по виду – старейший.

- А вот этот? – он показывает на замершую фигурку. Младший морщит лоб вспоминая.

-Шестьсот двадцать одно предсказание долголетия. Ну и по мелочи…

– Точнее, - требует старший.

-          Дюжина выигрышей в лотерею, воскрешение Джима Морисона, три кораблекрушения.

-         Думаю можно отпускать, - подводит черту средний.

Экран вновь оживает. Замирает. Старший показывает на молодую женщину с растрепанными волосами в мешковатом балахоне.

-Предсказание грандиозного урожая зерновых в Австралии, военный конфликт между КНР и Японией за Тайвань.

Старший и средний удивленно переглядываются.

-         Понапридумывают же такой чуши, - бурчит старший. Находит следующую кандидатуру.

-         Предсказание возникновения в Чехии крупнейшего в мире мегаполиса. Увеличение рождаемости в Европе в полтора раза.

-         В принципе, - молвит средний и в задумчивости трет нос. – В принципе, если перебросить в Новые Судеты одиннадцать человек, в их подземном городе будет проживать восемь тысяч пятьсот три человека. То есть больше чем под Уралом.

-         А значит больше, чем где бы то ни было, - закончил мысль старший. Подытожил: - Отпустить.

-         А рождаемость? – Спохватился младший.

-         Притом, что девять лет рождаемости не было как таковой, а в прошлом году на территории Бывшей Европы появилось всего шесть малышей, то сто четыре в этом – даже больше, чем в полтора.

Закончив сортировку, троица расположилась в комнате отдыха. Старший и средний развалились в креслах, - расслабились. Даже глаза закрыли, даже почти не дышали. Младший с чашкой чего -то дымящегося и наверняка бодрящего, со злым лицом носился из угла в угол.

-Бессмыслица, получается, - негодовал младший, - согласно иерархии мы стояли значительно выше этих предсказателей, гадалок и оракулов. А получается мы у них в услужении.

Кресло Среднего скрипнуло.

-Да знаю я все, - отмахнулся младший, - прости обидно, до слез, что вместо того чтоб заниматься чем-то значительным, теряем время на стыковку их показаний,…то есть предсказаний.

То же кресло скрипнуло опять. На этот раз протяжней.

-Вот именно! – Согласился Младший, но от избытка чувств сошел с трассы, по которой гарцевал и врезался в журнальный столик.

-         А ну поставь кофе. И больше никогда его не трогай, - Старший не любил спешки, беготни, шума и поэтому был строг с подчиненным. Тот повиновался. Стоял , переминаясь, с ноги на ногу. Виновато молчал . Около минуты.

-         Ведь есть среди них, и те, что могут серьезно влиять на глобальные события.

Младший украдкой бросил взгляд на коллег. Те больше не сердились, кажется, даже соглашались со сказанным.

-Так почему они ерундой, всякой, мелочевкой занимаются?, - искренне сокрушался Младший.

-Если предсказатели чего-то боятся, а возможно и нас, то самое разумное: нам - делать свою игру, - вел мысль Младший, - со своим ручным предсказателем.

После сказанного оратор задумался, что-то прикидывая и взвешивая. Поэтому он не видел, как двое в креслах переглянулись.

«Неужели он …?» - спрашивали глаза Старшего. «Абсолютно исключено» - отвечали Средний – к примеру, - Младший видимо вернулся в этот мир, с какой то гениальной мыслью. Опять стал ходить от нервов.

–К примеру, пусть предскажет, что климат на планете нормализуется через два года, а сейсмическая активность спадет через три.

Нарисованная картина понравилась самому рассказчику. С довольным видом он произнес жизнеутверждающее «хе!» и добавил.

-         Так можно и с индейскими предсказаниями потягаться. Угробили планету, идиоты, Старший и Средний смотрели друг на друга. В глазах обоих на этот раз читалась одно и тоже слово «о-фи- геть!».

Старший – человек более опытный, раньше пришел в себя.

-         К сожалению, тягаться, молодой человек придется не с предсказаниями, а с последствиями, - говоря эту фразу Старший, затем и Средний критически осмотрели стены комнаты.

-         Не угодно ли прогуляться, господа, - предложил Старший не удовлетворенный увиденным.

Когда троица покидала комнату отдыха, младший в дверях хотел было пропустить Старшего. Тот, поблагодарив, отказался, а когда очутился возле Среднего, радостно шепнул тому на ухо « И он с нами!»