Глава 1
Утренняя церемония

…Мой творец, создавший нас на земле и на небе…
– Неправильно, – сказал отец. Приблизился, накрыв широкой тенью мое лицо. Отец Эвкл обычно рисовал себя широкоплечим мужчиной, каким оставался постоянно, до и после введения Вектора. Таким же он был и сейчас. Только еще больше. Гнев делал его просто огромным.
Ударит. За такое мог бы вообще сбросить вниз.
Я сжался в комок, инстинктивно прикрыв дрожащими руками лицо. Как я потом объясню другим, отчего мое лицо так распухло? Что, захотел измениться в лучшую сторону? Слишком резко нанес тени? Или много размазанных пятен?
Или подписался не вектором, а лучом. Или прямой.
– Неправильно, – прогремел надо мной голос отца. И через несколько секунд немного мягче. – Нужно не так.
Я старался не смотреть на него. Опустил руки, крепко сжал колени. Подо мной зашелестел лист бумаги. Каким я буду сегодня?
Я молился и думал – почему же другие молятся не так? Рисуют, в принципе, одинаково, но просят по-разному.
– Повтори, – попросил отец.

…Мой творец, создавший людей на земле, а нас в небе…
– Почему ты неправильно молишься? – удивляется Ерш. Поднимается с колен, сворачивает лист бумаги. – Каждый день неправильно начинаешь!
Я пожимаю плечами.
– Отец научил так.
– Эвкл не твой отец, – говорит Ерш, медленно приближаясь к церемониальному столу. Он как будто меряет комнату. Меряет опасливо – маленькими шажками. А вдруг она окажется меньше, а вдруг кто-то уже присвоил часть комнаты и отодвинул стену? У нас ведь всякое случается.
Попутно Ерш проверяет обстановку. Обводит взглядом содержимое нашей комнаты – две кровати, небольшой выдвижной шкаф, стол для еды, выдвижной стол для работы и, наконец, стол для церемонии – большая прямоугольная поверхность. Гладкая, отполированная, с тремя механизированными ящиками. Но теперь он смотрит в окно, которое выходит непосредственно на парапет. На парапете флюгер. Сейчас он не шевелится. Ерш облегченно вздыхает.
Почему-то именно сейчас я выдавил из себя:
– Я называл его так.
– Ну, знаешь ли… «Отцом» его называли многие.
Я просто указал на себя. Сказать «и я тоже»? Значит в который раз признать себя одним из паствы.
Ерш махнул рукой. Обошел церемониальный стол так, чтобы видеть круглое оконце с витражом – причудливое сплетение разноцветных стеклышек. Так легче сосредоточиться. Правду сказать, мне тоже неохота отвлекаться на флюгер, который может в любую минуту дернуться и закрутиться. И ветер станет нашим врагом.
Прищурившись, Ерш рассматривает витраж. Специально оттягивает сладостные минуты, последние минуты, когда он может быть собой. Вчерашним собой.
Я бы сейчас взглянул не на витраж, а на узкую полочку под круглым окном. На ней – статуэтка, купленная когда-то у Нижних Купцов. Изображает земную радость – плавание.
– Каким ты хочешь быть? – спрашиваю я. Ерш задумывается.
– Таким, – отвечает он, – чтобы вечером вернуться сюда живым и…
– Посмотри на флюгер, – дразню его. Ерш боится несвоевременного ветра. Поэтому не рискует обернуться и взглянуть.
– Нет, на это нет времени. Я должен побыстрее закончить.
Ерш рисует себя. Мы все рисуем себя. Без одежды. Без ничего такого, на что не повлияет введенный Вектор.
С детства нас учили рисовать, приобщая к жестким законам нашего общества. Как только мы впервые встали на канат и перешли на другую улицу. С тех самых пор.
Сначала не получалось. Мы были слишком малы и неумелы, не понимали Закона Вектора. Даже сейчас я невольно улыбаюсь, глядя на неуклюжих детей, которые ходят по канатам нашего города. Тонкие палочки рук и ног, бесформенная жижа вместо лица, выпирающие ребра, слишком длинные рты и носы… далеко не весь список недостатков. Издержки сканирования, так сказать.
Да, не хватало нам тогда умения и сноровки! А сканерам катастрофически не хватало качественных обновлений. Оттого, видимо, наши рисунки были примитивны, а мы смешны.
Но мы продолжаем рисовать. Вечером – с надеждой на следующий день, утром – какими мы должны быть. И всякий раз утренние рисунки заметно отличаются от вечерних. Я однажды сравнил.
– Только не отвлекай, – просит Ерш, оттачивая широким ножом карандаш. – Я сегодня должен понравиться Заре.
– Зара, – пробормотал я. И внезапно вспомнил. – Зара?! Та самая? Ее рисунок ты нашел на перекрестке? Но где ты нашел ее саму?!
– Ее рисунки почти одинаковы, – с ухмылкой заметил Ерш, – было несложно.
Первые штрихи. Церемониально-медленные и церемониально-размашистые. Ерш уже не обращает на меня внимания. Он занят созданием себя. Сегодняшнего себя. Тщательно выводит мышцы, лицо. Думаю, Зара не будет разочарована.
Ерш принимается за прорисовку лица. В зеркало не смотрит. Незачем сверяться с оригиналом, который приходится каждый день создавать наново. После молитв.
Это лишь на сегодня. Если все сложится благополучно, Зара будет рисовать его сама. Как захочет. Если все сложится. И если сканирование не будет подводить.
Ерш иногда поглядывает на витраж. Мне кажется, что окно медленно вертится и разноцветные фигурки пересыпаются, словно стеклышки в калейдоскопе. Несмотря на круглую раму, само окно приобретает разные формы. Издевается над нами. Мы тоже крутимся. И как бы ни хотели измениться после утренней церемонии, рама все равно не изменится.
Эх, векторы, векторы, векторы…

Лекция №1. Мирный Вектор в пользу.
Лектор: Зигмунд Pater-Батя.

…Запомните, дети мои, что суть утренней церемонии заключается не только в начертании желаемого образа – творческой фазы, но также в единственно правильном завершении ритуала – фазы канонической…

– Я почти нарисовал, – довольно произнес Ерш. – Взгляни.
Вышло очень даже неплохо. Зара будет довольна. Ерш проверил карандаш и демонстративно пририсовал огромный член. Зара будет удивлена.
– Ты слишком спешишь, – рассмеялся я. – Не думаю, что она…
– Поменьше думай, – посоветовал Ерш, наводя на меня карандаш. – Я уверен.
– Жаль, что нельзя дорисовать еще и уверенность.
– Можно. Я еще не подписал рисунок.
– Валяй.
Под рисунком Ерш написал свое имя и начертил прямую. Ага, загадывает наперед. Он очень уверен в себе.

…Запомните основные этапы преобразования. Наука не стоит на месте. Но она мудра и диктует одинаково нашему поколению. Итак, дети мои!
«Получение». В процессе утренней церемонии
«Сканирование». Введение в Вектор (ВОЗДАДИМ ХВАЛУ ВЕКТОРУ!!!!!!!!)
«Введение Вектора в организм». Наберитесь терпения, дети мои!
«Преобразование»
«Отбор». Но не волнуйтесь. Самое главное – правильно начертить завершающий символ. Вектор, дети мои! Ни в коем случае не окружность, означающая вечный предопределенный путь, не луч, означающий незавершенный путь, или, тем паче, прямая, означающая свободный путь! Вектор! Только вектор, означающий направленный путь! Только вектор, символизирующий наши действия! Будьте внимательны…

Ерш опустил руки и выругался – секретная дверца не хотела открываться.
Он с силой дернул. Выдвинул ящик, покопался в содержимом и извлек все необходимое для второго этапа утреннего ритуала.

Лекция №2 [после введения]. Побочные эффекты.
Лектор: Зигмунд Mutter.

…Дети мои, Мирный Вектор поможет нам! ХВАЛА МИРНОМУ ВЕКТОРУ!!!!!!!!

Пошатываясь, Ерш уходит в туалет. Сканирование завершено. Вектор переполнен. Осталось лишь ввести в себя направленный путь, как когда-то рассказывал на лекциях преподобный Зигмунд.
– Твоя очередь, – прохрипел Ерш, натыкаясь на дверь. Из носа потекла кровь. Ну, это ничего. Все изменится через несколько минут. В зависимости от того, каким изобразил себя Ерш.
Все изменится. Зара должна это увидеть.
Моя очередь. Согласно установленным законам, а также подробным лекциям Зигмунда, я обязан…
Я аккуратно сворачиваю лист бумаги, подхожу к столу и начинаю терпеливо выводить свою фигуру – тощий, словно жердь. Без преувеличений. Какой есть, даже еще хуже. Мне не нужны лишние мускулы, не нужна лишняя сила, мне вообще некуда спешить. Более того, мне не нужна Зара. Мне нужна была… стоп! Лицо. Здесь поаккуратнее.
Вот так. И еще кое-что. Нельзя без определенной детали – Канонично-Векторного Элемента (или КВЭ). О нем тоже рассказывал Зигмунд. Безо всяких подробностей. Дорисовать геометрическую фигуру как часть тела, но так, чтобы не мешала. Этот КВЭ – своеобразное клеймо для тех, кто не причислен к лику Аристократии. Мне вот что интересно: как Ерш собирается шагать по канату с полутораметровым членом? Или это для лучшего баланса?
Поспешно дорисовываю КВЭ. Пишу свое имя под рисунком, черчу вектор. И приступаю ко второй части ритуала. С трудом выдвигаю верхний ящик, напичканный жизненно необходимой аппаратурой. И заодно проверяю сканер, установленный во втором. Распрямляю лист бумаги, чтобы не было никаких печальных последствий после микроинъекции.
Из туалета доносится тихий стон. Видимо, Ерш немного переборщил. Вектор ударяет по нему со страшной силой, преобразовывая его тело.
Моя очередь.
Сканер тихо поскрипывает, когда я включаю его. Да уж, денег катастрофически не хватает на его починку. В результате приходится «чинить» себя, после тяжелого рабочего дня. Вечером испытываешь невыносимые страдания – действие Вектора ослабевает, мы возвращаемся. А главное – исчезает КВЭ!
Начинается сканирование. Как раз с подписи. Буду надеяться, что сканер легко опознает мое имя. Если, конечно, в этот момент во Дворце π-онеров не сканируют нового ребенка с именем Ян.
Жаль, что я не удосужился спросить у Ерша про исправность третьего ящика – необходимого приспособления для получения Вектора. Третий ящик выдвинется сам. Его специально встраивали люди из Дворца Научных Коллегиумов, чтобы мы не выкинули чего, если надоест.
Надоест? Тогда ящик издаст звук, который приведет к нам вольных стрелков из Дворца НК. Мне неохота получить куда-нибудь горсть черных стрел…. ха, надоест…
Я стою, ожидаю. Украдкой поглядываю на флюгер. Он пошевельнулся? Сканирование почти завершено – яркий зеленый луч обрабатывает последние штрихи.
– Ерш, – тихо зову я, стараясь не перекрикивать священное жужжание второй полки и щелканье третьей.
– Нет, – слышу в ответ, – я еще не…
Я не успеваю дослушать, поскольку третья полка быстро выдвигается, легонько ударяя меня по коленям. В правом углу полки – пробирка. Там – вторичный, отсканированный Вектор. Начинается отсчет. Железный голос сообщает, что до завершения введения двадцать секунд. Я должен сделать микроинъекцию и положить пустую пробирку обратно.
Микроинъекция – мои каждодневные провалы в памяти. Этот момент мы начисто забываем. Как будто Вектор уничтожает несколько секунд в нашей памяти. Вырванные страницы. Они для того, чтобы между творческой фазой ритуала и канонической не было сожаления. Очередная придумка Дворца Научных Коллегиумов. Вот сейчас я запомню этот момент… Вектор перед моими глазами – странного цвета вещество, благодаря которому наш город существует в небе. Сейчас…
…Отсчет завершен. Третья полка задвинулась. Пробирка уже была в ней. Пустая.
Я оглянулся – стены как будто на мгновение сжались, до предела, стиснув мое тело, раздавив, размолотив его на мелкие части. Флюгер, а затем и витраж завертелись с ужасающей быстротой.
Калейдоскоп.
В детстве, помнится, я очень тосковал по потерянной игрушке. Отец Эвкл сказал, что я не такое увижу после микроинъекции.
Отец Эвкл выбросил калейдоскоп в окно. Интересно, куда он упал? Интересно, есть ли ТАМ, на земле, такие же игрушки?
Я сам калейдоскоп.
Разноцветные кусочки разъединяются, перекатываются и снова скрепляются. Просто сплетаются.
Нечем дышать… нечем дышать…
…я преобразуюсь и буду дышать.
Стены внезапно разошлись. Я почувствовал свободу. На сегодня хватит. Я выключаю сканер и задвигаю ящики.

…Вводите и преображайтесь, дети мои!
Конец лекции. Спасибо за внимание.

Глава 2
Рабочий интервал

«Будь осторожен! Кофе следит за тобой!»
Мимо нас гремит ремонтный фуникулер. Я вижу эту забавную надпись на одном из вагончиков. Это фуникулер номер три. У номера четыре на каждом вагончике надпись попроще: «ДНК. Хвала преобразованию!»
– А что там у номера два? – попробовал вспомнить я. – Что написано?
– «Всем на канаты! Модифицированный организм удержит вас от падения!»
– Ерш, кто придумал эту хрень?
– Не знаю, но…– Ерш вышел из душа, взглянул на меня и сочувственно похлопал по плечу. – Да-а, выглядишь неважно.
– Я не знал, что лучше дорисовать, поэтому дорисовал так.
Мне пришлось терпеть треугольные локтевые суставы, которые неизвестно как, но все же двигались. А также красный ромб, охватывающий половину лица. Я несколько раз, прищурившись, смотрел на себя в зеркало. Что ж, издалека может показаться, что парень попал в переделку и получил стальной булавой по скуле. Но вот после чего у него треугольные суставы? Увидев издалека, каждый может подумать по-разному. Не хочется даже перебирать возможные варианты. Чего только не случится после преобразования! В принципе, я остался доволен своим рисунком и его воплощением.
А вот Ерш не очень доволен. Дорисовав себе огромный фаллос, Ерш не принял во внимание обновление нашего сканера. Сканер принял такое преувеличение за веселую шутку, поэтому постарался все уравнять гармонично, согласно статистике. Старая модификация, ничего не поделаешь. А все старое подвластно статистике.
– Нам нужно обновление, – ругается Ерш, изредка поглядывая то на церемониальный стол, то на флюгер.
– Да, – просто соглашаюсь я. Быть может, новое обновление смягчит все острые углы. На моих локтях.
«Новый нерастворимый кофе! Покупайте только у нас!»
Пятый ремонтный фуникулер разбрасывает вокруг себя яркие искры. Самый последний и самый старый ремонтник. Вот исчезает и он. Все стихает. Ерш продолжает сидеть на подоконнике и всматриваться.
– Прошли ремонтные, – шепчет Ерш, – значит, скоро начнется…
А через несколько минут канат начинает мелко подрагивать. На ближайшем перекрестке светофор отсчитывает секунды. Первый фуникулер!
– Пора! – кричит Ерш, вылезая из окна на парапет и устанавливая треногу. – Распаковывай архив!
Газеты, листовки, товары второй необходимости – продукты из Дворца НК. Архив вмещает много всякого добра, он у нас – единственное, что получило последнюю модификацию. Он быстро распаковывается и занимает немного места. Да и товары в нем сохраняются лучше.
Самое главное – чтобы конвейер выдержал.
Ерш закрепляет треногу на парапете, разматывает паутину шнуров, затем перебрасывает один шнур через канат, протягивает его под треногой и подсоединяет к небольшой клавиатуре. Остальные шнуры быстро скручивает. Их нужно будет подсоединить к одному из разъемов автоводителя фуникулера и задать необходимое время стоянки. Обычно Ерш набирает на клавиатуре полторы-две минуты.
На первый фуникулер нужно передать почти все. Он самый ранний, выходит из Нижних Обжитых Уровней через двадцать минут после утренней церемонии. И еще минут десять, пока не поднимется на Жилые Уровни, обогнув Священную Гору. Но и для первого фуникулера Ерш все рассчитал. Он ставит время остановки на полминуты. Фуникулер будет находиться около треноги как раз полторы минуты. Этого будет достаточно, чтобы Ерш успел раздать все необходимое.
Плавно покачиваясь, фуникулер приближается к нашему парапету. Ерш активирует тот провод, который он перекинул через канат. Это для того, чтобы автоводитель получил команду остановиться.
Я включаю конвейер. Товар извлекается из архива и передается по конвейеру к треноге. На фуникулере сначала срабатывает система защиты – загорается яркая лампа около главной кабины. Кто знает – а вдруг кому-то понадобилось именно сегодня угнать фуникулер с пассажирами. И провести его до конечной станции… да уж.
Железная дверь с тихим скрипом отодвигается, приоткрыв сонные внутренности транспорта. Подхватив часть товара с конвейера, Ерш ныряет туда.
На треноге отсчитывается время остановки.
– Пожалуйста, – улыбаясь, говорит Ерш, – берите. Вот это и возьмите еще это.
Заспанные пассажиры просто кивают, принимая товар и ненужные листовки, от которых нужно побыстрее избавиться.
– Возьмите и вот это, – предлагает Ерш.
Сейчас он улыбается честно, честно отрабатывает. В конце «рабочего интервала» он будет натягивать эту улыбку, словно нестиранный носок. Однажды он специально пририсовал себе широченную улыбку – от уха до уха. Наш старый добрый сканер снова что-то перевел в статистику и просто удлинил губы. После этого случая Ерш несколько недель носил кличку Лягух.
На треноге отсчитывается время. Осталось двадцать секунд… именно столько было необходимо тогда, когда я встретил Аду.
– Пожалуйста, возьмите, – сказал я сам себе. Мелькнуло какое-то знакомое лицо. Знакомым оно было каждый день, как это ни странно. Она надежно скрывала свой КВЭ и старалась свой рисунок максимально приблизить к оригиналу. Короче говоря, оставалась самой собой. Я видел ее… а где?
– Прошу вас, напомните, – она остановила меня у входа в вагончик. – Как вас звать?
– Ян.
– Я видела вас, Ян. Мы учимся в параллельных группах.
– Ах да, припоминаю. Вы…
– Я – Ада. Вы нравитесь мне, Ян. – Она прищурилась. – Давайте встретимся на перекрестке около Священной Горы.
Тренога предупредительно запищала. Я обернулся:
– Ерш, поставь еще двадцать секунд!
– Зачем тебе? – откликнулся с парапета друг.
– Знакомую встретил.
– Ян, мы на работе! – прокричал Ерш.
– Поставь!
Ерш неохотно задает программу. У нас есть еще двадцать секунд.
– Около Священной Горы, – напоминает Ада.
– На самом последнем? – удивился я.
– Да. У Южного Отрога. Как раз там переход на Обжитые Уровни.
– Вы оттуда?
– Да, – кивает Ада. – Мы встретимся?
– Я постараюсь освободиться пораньше.
– Постарайтесь.
Мы встретились. Это я помню точно. Что было потом?
Следующий фуникулер. «Рабочий интервал». Я отвлекся?
– Давай, Ян, – говорит Ерш, нажимая на рычаг. – Не отвлекайся.
– Какой номер? – переспрашиваю я.
– Одиннадцатый.
Я поворачиваю ключ. Для одиннадцатого номера нужны вот такие листовки. Газеты у них уже есть. В Нижнем Уровне студенты только начинают подрабатывать – с самого простого, с раздачи газет. Успевают обработать только номера одиннадцать и двадцать шесть. Как раз те, которые проезжают мимо студенческого квартала на Нижнем Уровне.
Фуникулер медленно подъезжает к остановке. Медленно приближается наш «рабочий интервал». И вознаграждение за хорошую работу.
Четыре часа. Они проходят очень быстро. Я даже не успеваю почувствовать насколько голоден.

Глава 3
Трапеза

– Поглощаем, – сказал Ерш, поставив на стол тарелки с продуктами. Я сразу же проверил пояс. Не хватало «очистителя».
– Куда девалась моя трубка?
– Оставил ее в ванной. Кажется.
– Я сейчас, – поспешно встаю из-за стола и бегу в ванную. Натыкаясь на дверь, стены. Как в темноте. Ночью мне кажется, что стена сама толкает меня. Чаще всего – под локоть. Тогда я проливаю свой нерастворимый кофе.
Итак, я долго шарю по полкам, пока не нахожу прибор. Сворачиваю его в кольцо и прикрепляю к поясу. Ерш будет ждать меня за столом, к еде не притронется. Так мы договорились в самом начале, когда я поселил Ерша у себя.
Уж если прочищаться, так вместе.
Как всегда, после приема модифицированной пищи мы испытываем тошноту и прочие неприятности в системе пищеварения. Поэтому всякий раз вынуждены прочищать организм – вводить «очиститель» в пищевод… и дальше, дальше, дальше… этот проклятый прибор высосет ядовитые вещества. Вот только какие?
Так что нам некого благодарить за трапезу. Разве что за исправность «очистителя». И резиновой трубки.
Не выдержав искушения, Ерш хочет нарисовать систему пищеварения. Это несложно предугадать. Я вовремя останавливаю его.
– Нельзя. Это второй раз.
– А мне плевать.
– Нельзя. Вектор убьет тебя.
– А мне хочется нормально поесть, – злится Ерш. И ведет, ведет линию. Он знает, что нельзя. Сейчас он похож на ребенка, который специально прищемил палец ставней и потом жалуется, что у него ужасно болит голова. Это верный знак, что в школе от него толку не будет. Одни только жалобы и ушибленный палец.
– Ты так каждый день говоришь, – внезапно я вспоминаю вчерашний завтрак, позавчерашний. Действительно, так случается всегда. Но как-то сглаживается после микроинъекции и вечернего отходняка.
– Сегодня я окончательно решил.
– Тогда для чего нужна Зара?
Это немного успокаивает моего друга. Он отбрасывает в сторону помятый лист и карандаш. Сплевывает в окно.
– И все на землю, – говорит он. В его устах это звучит как «ну вот, согнал злость на низ».
Тем не менее, трапеза продолжается. Не берусь перечислять ту дрянь, которая попадает в меня, однако это лучше, чем ничего.
Остается вытереть губы, сказать «все», почувствовать тошноту и отцепить от пояса «очиститель».
После модифицированной еды и прочистки организма необходимо съесть что-нибудь немодифицированное, настоящее. Для того чтобы желудок нормально работал, а кишки совсем не свернулись от нехватки нормальной еды. На всякий случай, как советовал отец Эвкл.
Ну, и для следующего раза. Чтобы было чем блевать.
Из нормальной еды, которую купцы привозят снизу, у нас есть зерно, хлеб, какие-то овощи, крупа… все это разбито на маленькие порции – по разноцветным мешочкам. Последние порции запакованы в черную целлофановую пленку. Последние.
У нас как раз остались такие порции.
Мы проглатываем их – едва умещаются на ладони. Тошнота отпускает. Я чувствую, как последняя порция тарахтит в желудке, словно горох в погремушке.
– Нужно запить.
А у меня в кружке осталось совсем чуть-чуть. Я потрогал пальцем липкую, не растворившуюся гущу.
– Погадай, – рекомендует Ерш, заглядывая в мою кружку.
Гадание на нерастворимой кофейной гуще во время трапезы мне удается как нельзя лучше. Я только не спрашивал у профессионалов насчет ПРАВИЛЬНОГО гадания на нерастворимой кофейной гуще. Это да.
Я разлил на пластиковой тарелке гущу, размазал пальцем так, чтобы получилась линия. Несколько раз ткнул в нее пальцем.
– Вот это мы, – произнес я.
– Вижу.
– Мы на канате и хрен оттуда свалимся.

Глава 4
Стою на улице

Все началось, как и начиналось всегда. Я проглотил последнее зернышко из черного пакета и вздохнул.
Ерш хлопнул себя по колену, резко поднялся и произнес:
– Так. Нам нужно в Торговый квартал. Мы успеваем.
Я первым вышел на парапет, проверил насаждения на нашей террасе, систему орошения и сток. Все в норме. То, что Вектор прописал.
Однажды в сочинении «Мой любимый город» я процитировал стих одного из наших поэтов-классиков:

Город тысячи летающих глыб,
В которых живут чудаки,
Называющие себя богами.
Город тысячи парапетов,
Скрепленных стальной паутиной.
Прогуливаясь по небесному своду,
Солнце замечает, что
Священная Гора начинается с земли
Прекрасными зелеными склонами,
Ее голая вершина нужна только облакам.
Чего ради боги убрались на небо?

Ответ преподавателя был очевиден. Под сочинением он написал ответ: «Потому что мы тоже голые, идиот». По сути, наш мудрый лектор вздумал спорить не со мной, а с давно истлевшим классиком. Я ведь не утверждал, что согласен с поэтом.
В странном мире мы живем!
Прогуливаясь вокруг Священной Горы, мы стараемся рассмотреть те склоны, где растут деревья. Оказывается, люди постоянно взбираются наверх, чтобы посмотреть на холодную каменную вершину. Для чего это им?
Бессмертие начинается не с вершины. Оно просто растекается вокруг нее.
Вот сейчас стою на парапете, смотрю на город и вспоминаю сочинение. Не самое лучшее. Но и город не самый лучший из тех, что я видел. Да и видно сейчас немного – только те дома, которые ближе к нам.
Улей. Это такая штуковина, откуда люди добывают сладкое вещество. Там еще живут насекомые. Вот что-то похожее на улей я вижу сейчас.
Длинные каменные террасы, округлые входы, белые арки, широкие парапеты, обвисшие стяги и флюгеры почти около каждого окна. Это наш квартал, один из многих на Жилом Уровне. Ниже нас – Обжитый Уровень. Там живут рабочие, наемные, студенты, которые вынуждены учиться на половинную стипендию. Таких большинство.
Муравейник. Еще одна интересная штука. Наподобие улья. Только оттуда ничего не добывают. А насекомые живут.
Какое слово лучше подходит для нашего города?
Все это было в моем сочинении. И на некоторых моих рисунках. Я пытался быть городом.
Сканер превратил меня в угловатое существо с тонкими суставами, выпирающими жилами, черной паутиной вен и здоровенной шишкой на голове. Шишка должна была обозначать Священную Гору. Статистика все подровняла. Священная Гора была в качестве КВЭ.
Делаю два шага. Два широких шага, которыми лучше мерить парапет около нашего дома. И уже стою на выступе, перед вибрирующим канатом и думаю… думаю? Даже на это сил не хватает! Мне думается.
– Ерш, – позвал я.
– Сейчас, – отозвался тот. – Я автоматику проверю.
– Быстрее, – я искоса поглядывал на дрожащий флюгер.
Выйдя на парапет, Ерш тревожно оглядывается. Террасы соседних домов пусты.
Нас ожидали на другой улице. Но до Торгового квартала – целый канат. Пара светофоров да несколько перекрестков. И просто канатов, привязанных к основному – маленькие тропки, лазейки в Торговый квартал.
Ерш одернул плащ. Зачем-то он надел очки от пыли. Ветра не было.
«На всякий случай» – решил он, застегивая на затылке тонкий кожаный ремешок.
Проверил – все ли на месте. Шланг «очистителя» он постоянно носит с собой. А вдруг придется перекусывать. Вот как-то перекусить, в неурочный час. Если предложат.
– Пошли?
Я кивнул. И сделал третий шаг, которым не стоит мерить парапет около нашего дома.

Глава 5
Иду по улице

Иногда мы жалуемся самим себе, что вместо привозной еды не покупаем «спасителя» – маленький стальной рычажок. Если его провернуть в одном из блоков крепления, канат опустится настолько, что можно будет просто съехать до ближайшего перекрестка или на ближайшую улицу. Так проще. Но и так дороже.
Пока что мы полагаемся на свои силы. А некоторые уже собирают рычажки на счастливую и безопасную старость.
Мы спускаемся на канат. Я ступаю на основной, Ерш – на запасной. Этими пользуются в крайних случаях. Но Ерш любит использовать эти крайние случаи постоянно, когда нужно идти вдвоем. И на Торговый.
Первый шаг… я проверяю. Канат покачивается. Я покачиваюсь.
Ветра нет. Не нужно.
Второй, третий… за мной никто не наблюдает. Я пройду.
Краем глаза замечаю Ерша, который, балансируя плащом, бодро преодолевает первые опасные метры. Его лучше не отвлекать, иначе ему придется до ближайшего перекрестка ползти по канату, вцепившись руками и ногами.
Я забываю, когда сделал четвертый шаг. После пятого канат начинает раскачиваться.

А после лекции Ада передает мне рисунок. Птица с большими крыльями. И подпись. Моя подпись.
– Как ты подделала мою подпись? – удивляюсь я, рассматривая рисунок.
– Спросил бы лучше, как я подделала тебя? – смеется Ада.
Она убегает в актовый зал. Я бегу следом за ней. Глаза сторожа следят за нами. За мной, в частности. Что ж, старика можно понять. Она могла убежать по уважительной причине. Я убегал по неизвестной.
Я нахожу ее на сцене.
…На сцене ровно ничего нет.
На ней тоже. Когда она успела?
На сцене мы спасались от мирного Вектора. На сцене не было ничего. Даже нас не было. Мы не чувствовали себя на сцене. Мы чувствовали, что живы.

– Ян! Ян! Почему ты остановился!? Иди!

– Добегалися, – смеялся на следующий день сторож. – Ахтовый зал закрытый. Усё.
И звенел ключами.
Она знала, каким канатом сторож добирается к себе домой. Кроме этого, у нее был «спаситель». Использовала его как раз по назначению.
– Мой брат побирается, чтобы наскрести из автомата несколько зернышек, а этот старый пердун пьет чистый напиток у себя в каморке.
Ее глаза смеялись. Брат получил хорошее место.

– Ян! Ян! Не стой на месте! Иди!

Я иду. А что же еще? Ада берет меня за руку и ведет. Другой сжимает бумагу для молитв.
– Похожа? – спрашивает она. Приходится соглашаться.
Рисунок ужасен. Зачем она его нарисовала?!
Мы в университетском морге. Ну зачем? Она ведь замечательно рисует!
Она показывает мне мертвеца. Я смотрю под покрывало.
– Похожа? – спрашивает она. Голос не меняется, несмотря на явные повреждения
Мертвец ужасен. Не хватает половины лица. И нескольких зубов. А она специально поворачивается ко мне этой стороной! Зачем? Зачем, Ада?
Я вздрагиваю и просыпаюсь от легкого прикосновения ее губ. Ада спрашивает, что мне снилось. И вспоминает, что именно сегодня ей нужно «сплавить» стариков.

– Ян! Не стой!

Вечером она провожает стариков в последний путь. Одевает их, дает необходимые вещи, из тех самых, что бывают очень полезны в загробном мире. Я наблюдаю с парапета за ее действиями. Все происходит около Священной Горы. Как раз на Южном отроге, где мы с ней встретились… по-настоящему впервые, так сказать.
Старики разучились рисовать. Они совсем измучены сканированием и каждодневным введением Вектора. Нарисовали кружочек и несколько палочек. Сканер (видимо, тоже не обновленный) подвел стариков под статистику – сделал максимально худыми и истощенными. Ада набрасывает на плечи отцу рубашку – как набрасывают тряпье на пугало. Старик только усмехается. Он не боится. Лица матери я не вижу. Ада плачет. Старик успокаивает ее и дает ей рычажок.
Мать тоже что-то говорит Аде, отчего та становится бледнее снега, что покрывает вершину Священной Горы. Бледнее настоящего снега! Уловили сравнение, живущие на земле?
Она прекрасна даже сейчас, когда провожает своих родителей. Даже когда дрожащими руками достает из кармана второй рычажок. Едва балансируя, старики расходятся по канатам. Сначала доверчиво опираясь о скалу, так любезно протянутую прохожему почти на половине пути. Старики идут дальше, оттолкнувшись от скалы.
Я наблюдаю. С парапета на Южном отроге. Не нужно вмешиваться. Это не моя семья, не мои проблемы. Ада успокоится. Она сама просила, чтобы я просто следил. Она сама просила.
Старики в последний раз смотрят друг на друга. Он что-то кричит ей. Она кивает.
Ада поворачивает рычажок. Первый раз и потом – со страшной решительностью – второй. Скрипит механизм – канат резко натягивается потом опускается.
Диагональ.
Неуклюжее движение. Ноги подламываются.
Взмах руками.
Нарисована птица.
Ада поворачивается ко мне и машет рукою. Улыбается. В глазах – ни слезинки. Сложный ритуал пройден, можно отдыхать и наслаждаться новой жизнью.

– Ян! Иди вперед, дурак! Иди!

Мы покидаем очередной перекресток. Немного отдохнули, теперь нужно продолжить путь. Скоро будет дом. Я никогда так не уставал после университета. Только бы дойти.
Я должен идти. Нельзя не идти. Так уж устроен наш город.
Ада первая покидает перекресток. Я должен проследить за ней, потом только пойду сам.
Ада поворачивается ко мне, ловко переставляя ноги. Ветер развевает ее черные волосы, словно стяг над нашим домом. Ада любит черный цвет. Говорит, так труднее разглядеть ее в темноте. Специально, чтобы я волновался.
– Смотри! – смеется она, размахивая руками. – Как на рисунке, Ян! Как на твоем рисунке!
Я не могу идти за ней, потому что она прошла совсем немного. Четыре шага. Вот-вот сделает пятый.
– Ада! – кричу я. – Не стой! Иди вперед!
В вечернее время здесь редко проезжают фуникулеры, но светофоры работают круглосуточно. Вот и сейчас…
Сверкнула зеленая лампа. Светофор начал громко отсчитывать секунды.
Первая… вторая…
– Ада! – позвал я, присматриваясь. Яркий зеленый свет мешал разглядеть ее черный плащ. Где он?
…третья… четвертая…
– Ада! Ты держишься?!
…пятая.

– Ян! Ян! Ты несколько секунд стоял! – надрывается сбоку Ерш, размахивая плащом. – Что случилось?
– Ничего! – прохрипел я, мотая головой. Подо мной был только канат. Я замер на шестом шаге. Пятый уже сделал. Чуть-чуть отошли от дома. Хорошее начало!
– Тебе надо отдохнуть! – прокричал мне Ерш. – Зря ты поспешил!
Я снова помотал головой. Тошнило.
– Там скоро будет перекресток. Иди вперед! Не останавливайся!

Глава 6
Перекресток

Меня встречает расплывчатый красный свет и несколько голосов: «Занято!» Так оно и есть – перекресток.
Несколько канатов с разных домов переплетаются под небольшой двухэтажной стальной платформой. Первый этаж – остановка фуникулера. Оттуда идут канаты потолще, чтобы уставшим пассажирам было проще и безопаснее дойти домой. Второй этаж – непосредственно перекресток. Тут можно отдохнуть, если немного прохожих. Обычно на первом перекрестке останавливаются надолго. Кому-то нужно с кем-то встретиться, разминуться, подождать, пока другой не перейдет.
– Занято! – настойчиво кричат мне.
– А вы потеснитесь! – отвечает Ерш. – Много вас?
– Шестеро.
– С ребенком! – взвизгнула какая-то женщина.
Нужно решать побыстрее – канат под ногами опасно качается. Ветер усиливается. Ждут только нас, когда мы освободим путь.
– Спустимся на станцию. Переждем, – предлагает со своего каната Ерш.
– Ты первый.
Несколько быстрых шагов – и вот мы сидим, прижавшись к столбу. Он ужасно холодный и влажный. Над нами переговариваются люди. Решают, кто пойдет первым.
– Что-то вспомнил? – оборачивается ко мне Ерш. – Аду?
– Да.
– Не вовремя.
– Ада упала после пятого шага. Вот я и вспомнил ее.
Ерш вздыхает и разминает занемевшие ноги. Сверху слышатся мелкие удары о ржавую крышу и ругань – начинается дождь. Толпа начинает быстро расходиться. Никто не хочет пережидать на перекрестке. А вдруг дождь зарядит на весь вечер и всю ночь.
В сторону нашего дома направляется какая-то девушка. Уверенно спускается на канат, проверяет на прочность крепление.
– Ты видишь? – толкает меня Ерш.
Я кивнул.
– Да.
– Постыдилась бы этих фигур! – говорит Ерш. – Хоть бы юбку подлиннее…– он сглотнул.
– А может… ей неудобно в длинной юбке?
– Тогда пусть не растит кубы на заднице, – разозлился Ерш. – Я понимаю у меня… бровь не той формы… скула немного подводит. Дорисовал КВЭ хреново. Нам ведь можно, так?
Я киваю. На этот раз неуверенно.
Несмотря на кубические выступы сзади (явный признак неумелого рисования КВЭ), девушка идет быстро. Она куда-то торопится. Что ей делать на нашей стороне?
– Осторожнее, – вдруг прошептал Ерш. Самому себе.
Вспыхнул зеленый свет, превратив дождь в струю зеленых искр. Тогда же протяжный крик всколыхнул перекресток. Споры и ругань прекратились. Я точно уверен, что сверху все посмотрели в одну сторону. Мы тоже смотрели туда.
Канат вздрогнул. Несколько секунд он вибрировал в густом воздухе, рассыпая в разные стороны маленькие капельки дождя. Зеленые капельки в пучке зеленого света. И последних секунд.
– Вот, – проговорил Ерш, ударив по железной перегородке.
Сверху полилась вода, накопившаяся в желобе. Но теперь это не ярко-зеленые брызги, это просто вода. Теперь это просто красный свет и красный отблеск на канате и наших сапогах.
Канат дрожал. Тонкая струна, ведущая к далеким огням улицы Второго Отлива. К нашему дому.
Что ей было нужно?
Несколько минут мы молчали Просто сидели на парапете, свесив ноги.
– Знаешь, – пробормотал Ерш, – мне иногда так неловко… ну вот неловко, когда спотыкается женщина.