Памяти Петра Шевченко (Билыводы) Город... Город... Город... Какой же ты холодный и бесстрастный. Тебя невозможно любить без того, чтобы не стать твоим узником, невинной жертвой на твоем алтаре судеб. Я ненавижу тебя и люблю, не могу видеть солнце, небо и звезды без того, чтоб не думать о тебе. Пусть будет проклят первый заложенный в тебя камень, но благословенны улицы, давшие осень моим глазам. Ты убил меня, но дал вечную жизнь в лабиринтах своих проспектов, парков, дворов и подворотен; навсегда, до самого того момента, когда рассыпятся в прах твои стены, и на их месте трижды родится и умрет слово Забвение. Тогда и я смешаюсь с твоими тенями в месте вечного успокоения, зовущемся Бездной. Ты убил мою память, но еще тысячи и тысячи звездных лет в ней будут цвести твои сады, и желто-золотистые пчелы будут давать жизнь новым плодам на их ветвях. Может быть, спустя время, дети найдут на твоих развалинах алый камень, бывший некогда моим сердцем, и он заплачет кровью, смешанной с золотым вином любви и страданий. Но помни, моя кровь отомстит за себя твоей болью, даже тогда, когда закончится Вечность. Посмотри, под твоими мостами греются бездомные поэты, сжигая в огне свои стихи. А отчаявшиеся писатели пускают с эстакад и балконов самолетики из рукописей, которые никогда уже не увидят жизнь. Река торжественно несет на своих маслянистых волнах неопознанные трупы, а фонари сгибаются под тяжестью самоубийц. Глаза твоих цветов белы от боли, а их лепестки черны от запекшейся крови. Умри, если сможешь, и тогда узнаешь сам, что чувствовал я, когда грубые, узловатые пальцы твоих судей затягивали на моем горле петлю. Окажись сном, маревом, кошмаром, только дай мне вернуться из небытия. И пусть свинцовое небо оплавится от жара твоих жертвенных костров, расколется пополам от звона твоих погребальных колоколов, и из трещины в его тверди изольется избавление. Не мои уста призывают Армагеддон, а шорох твоих порочных ресниц, не дающий тебе услышать стон молитв из ушедших под землю храмов. О, Великий Некрополь! В твоих пределах наступает весна, и расцветшие зловещие «подснежники» украсят твое мрачное чело. – Спокойной ночи, Город, мой отчим. Он ответил мне шелестом ветра и поцеловал в лоб мое надгробие.
|