В Беньянне, городе цветных домов, круглый год хорошая погода. Тёплые южные воды редко тревожат бури, а синее небо, которое здесь глубже моря,  не заслоняют угрюмые тучи и по ночам звёзд на нём видно больше, чем во всем остальном мире вместе взятом. Лоренцо Мильеро прожил здесь целую жизнь и настаивает, что это – сущая правда, и пускай он провалится сквозь землю, если в его словах есть хоть капля лжи. Он никогда не был женат и считает это своим самым удачным решением, между прочим, советуя поступать так же и остальным, если они намерены проводить большую часть времени за работой. В таком случае гораздо целесообразнее нанять кухарку – она дешевле обойдётся. Лоренцо Мильеро бог весть почему считает себя знатоком семейной жизни, вполне серьёзно утверждая, что смог бы при желании написать дельную книгу об этом и ужасно выгодно её продать. Когда-нибудь он всенепременно так и поступит, только работы поменьше станет да времени побольше появится: в конце дня и руки сил нет поднять, хочется сесть на ступенях маленького светлого домика и до глубокой ночи глядеть на чёрный горизонт, не шевелясь. Бедный старый Лоренцо. Он вдохновенно рисует словами нехитрую мечту, но в глазах его надежда потухла слишком давно. 

Семья Мильеро перебралась в Беньянну в конце 40-х. Тогда город – солнечный, мирный, ленивый – уже вполне оправился после войны, которая, впрочем, его не сильно задела. Отец Лоренцо, потомственный часовщик, долго не мог подыскать подходящей работы на новом месте; оказавшись в совершенно безвыходном положении, он, скрепя сердце, был вынужден пойти в рыбаки и только тем и жил, что не терял надежды однажды открыть собственную маленькую часовую лавку. Лоренцо, выходивший каждый день в море с ним, поражался, отчего тот столько вздыхал, а на лице его крепко держалась серая маска усталости. И хотя сын подмечал всё очень тонко, он долго не мог догадаться, каково отцу было смириться с новым делом, подавить стойкое отвращение к одинаковым бесконечным дням, проводимым в лодке под палящим солнцем. Но однажды небеса сжалились над синьором Мильеро Старшим и подарили ему шанс почти даром купить помещение под лавку. К тому времени Лоренцо исполнилось 19. Когда чудо свершилось, и в Беньянне официально появился даровитый часовых дел мастер, он искренне порадовался за любимого папу, а сам продолжил выходить в море. Его будущее в лавке было обречено детской привязанностью к качке и солёным брызгам.  

Лоренцо говорит, что всегда был ужасно занят. Ужасно занят, чтобы сходить с приятелями в кабак, ужасно занят, чтобы начать присматривать новую работу, ужасно занят, чтобы завести подружку, ужасно занят, чтобы навестить отца в его бесприбыльной лавке, ужасно занят, чтобы обратить внимание, как яркие краски домов Беньянны стали выцветать, ужасно занят, чтобы увидеть, как город помалу пустеет. В одно прекрасное утро он проснулся стариком и, оглянувшись назад на незаметно прошедшие годы, неожиданно прозрел. Прелестная Беньянна, с её чудным  флегматичным нравом, умиротворённая и безмятежная, умерла. Лоренцо до самых сумерек бродил по улицам и пристально вглядывался в заколоченные окна невысоких домов, как будто надеялся, что ему это только причудилось. А потом он стал припоминать: отец частенько жаловался, что лавка не приносила и гроша дохода, и он подумывал перебраться на север, где его талант могли оценить по достоинству. Синьор Мильеро Старший был человеком упорным, он действительно покинул насиженное место и даже сумел неплохо устроиться, однако в его блестящие далеко идущие планы бестактно вмешалась смерть. Когда Лоренцо выезжал из города, чтобы похоронить отца, уже тогда происходило нечто неладное с самим воздухом, только он не заметил этого. Слишком уж был занят.

Это краткая история Лоренцо Мильеро, маленького человека из маленькой Беньянны. Прирождённый рыбак, он скудно зарабатывает на том, что может продать из улова в соседних деревнях, и почти ни на что не жалуется. Разве только постоянная усталость, пришедшая с годами, мешает и подчас портит настроение. Родной городок, хотя и пустой, и всеми забытый, Лоренцо любит до беспамятства и всегда охотно говорит о нём. А о Беньянне на самом деле есть что рассказать.

Нельзя быть до конца уверенным, что Лоренцо Мильеро не додумал самостоятельно драматическую завязку, которую считает наиболее важным звеном повествования. А заключается она в следующем: ещё задолго до нашей эры на месте современной Беньянны процветал замечательный дружелюбный город. Он не знал бед до того момента, как другой город-противник не захватил и не разграбил его самым варварским способом, а жителей, подобно карфагенянам, заставил разобрать каждое строение в нём по камню. Трагедия была столь велика, что люди покинули эту землю, не желая пытаться заново строиться на ней; они не хотели, чтобы их потомки тяготились пережитым некогда несчастьем, которое навечно повисло здесь в воздухе.

Долгие, очень долгие годы место это не знало человеческого присутствия. Пока мир вращался в бешеном водовороте войн, измен, переворотов и открытий, оно наслаждалось шёпотом морского прибоя и собственной отрешённостью.

Однако судьбе было угодно – и это уже вполне достоверно – забросить в южные края некую Алессу Гатти со старшей дочерью Вандой и годовалым сыном Давидом. Случилось это примерно в середине XVII века, и это же время можно считать моментом рождения Беньянны. Алесса, ставшая женой синьора Гатти по расчёту, за тринадцать лет пожалела в три раза больше о том, что связалась с таким деспотичным мужчиной, который не жалел ни жену, ни детей. Не в силах больше терпеть побои и вечную брань, однажды ночью она бесследно исчезла вместе с Вандой и Давидом. Синьор Гатти поклялся отыскать её и убить на месте. Но, безрезультатно объездив множество княжеств, в конце концов, он наплевал на клятву и по возвращении на родину благополучно спился. Алесса же всё это время двигалась вслед за мужем, без труда предугадывая его действия. Когда тот бросил свою затею, она с лёгким сердцем отправилась на юг искать спокойной жизни.  

Вместе с детьми Алесса обосновалась на расстоянии от рыбацких деревень и городков, не пожелав обременять себя новыми постоянными знакомствами и неминуемыми расспросами о превратностях своей судьбы. Синьоре Гатти очень хотелось жить независимо ни от кого, этого требовала её свободолюбивая сильная натура. Худо-бедно она собственными руками и не без помощи Ванды построила маленький домик, выкрасила его в безмятежный голубой цвет и занялась швейной работой, которую брала в соседних деревнях и городках, ничего о себе не рассказывая и не признаваясь, где обитает.  

Алесса вела дневник, который до сих пор хранился в крохотной библиотеке  Беньянны, а теперь перекочевал к Лоренцо Мильеро. Именно он служит основным историческим источником, без прикрас повествующим о жизни города, и куда наверняка фантазия Лоренцо не может внести своих корректив. Собственно имя городку дала Ванда Гатти. Выйдя замуж за сына плотника одной из многочисленных деревень, она не захотела оставлять мать с младшим братом, и поэтому поселилась совсем рядом в доме зелёного цвета. Чтобы новые родственники со стороны мужа могли легко сориентироваться, Ванда выдумала слово красивое и, на её взгляд, отражавшее  всю непосредственность дорогого сердцу местечка, где она жила. Алесса не смогла добиться от дочери, почему их маленькое поселение получило имя Беньянна, да и что бы оно могло значить. Ей не импонировала идея давать название двум домиками на берегу моря, как настоящему городку; синьора Гатти в серьёз опасалась, что так личный рай скоро действительно может превратиться в деревню или даже город. Но, как известно, то, что больше всего нас пугает, становится реальностью, питаясь одним нашим страхом. В Беньянну постепенно стянулись родственники мужа Ванды, а за ними прочие посторонние люди. Даже кое-кто из клиентов Алессы захотел иметь усадьбу в здешних местах. Дикий берег порос домами всех цветов радуги, сочными и весёлыми, это стало чем-то самим собою разумеющимся, традицией, об истоке которой не интересовались. А Алесса Гатти с нескрываемым разочарованием наблюдала из своих окон, как её простое желание жить в покое превратилось в моду без души и без цели. Отныне, чтобы побыть в тишине и полном единении с собою, приходилось дожидаться ночи, когда в Беньянне гасили последнюю свечу. Одно лишь её тешило – никому не было дела ни до её личности, ни до скромного обиталища, оставшегося где-то на краю.

Давид Гатти, подобно сестре, от чистого сердца радовался Беньянне и её краскам. Он обожал крохотные лавчонки, торговавшие всякой всячиной, рыбацкие лодки у берега, размеренную походку жителей и их незлобивый нрав, тёплое ласковое море и белоснежные облака-барашки, которые иногда бродили у горизонта. Ещё в детстве он дал слово обязательно сделать что-нибудь для города, ставшего родным. Свои наивные детские мечты и чаяния Давид изливал Алессе, советуясь с ней, что было бы самым лучшим, самым полезным. А она ласково и печально улыбалась сыну, потому что не могла ничем помочь: та Беньянна, которую он так любил, была ей чужда и ненавистна.  

Перебрав множество возможных профессий, Давид остановил выбор на ремесле часовщика. Кропотливая тонкая работа никогда его не пугала, даже напротив, привлекала гораздо больше всякой прочей. Начать карьеру молодой человек самонадеянно решил с того самого подарка для Беньянны, который жил в его грёзах и наконец-то приобрёл отчётливую форму башни с часами. Городу явно не хватало главного сооружения, венчавшего собою нехотя оформлявшийся центр, а потому Давид Гатти ни секунды более не колебался – он это исправит.

Два с лишним года ушло на создание часового механизма. Алесса зорко следила за сыновьей работой, за тем, как Давид безвозмездно трудился, то и дело по неопытности совершая ошибки и по нескольку раз переделывая одну и ту же деталь. Её пугал странный азарт, овладевший им, ей начинали очень не нравиться эти часы, но она не смела ничего сказать.  

Невысокая бирюзовая башенка стала отменным пристанищем для местных чаек на целых полгода. И те были до крайности возмущены, когда их выселили прочь и водрузили на место их гнёзд круглый циферблат с громоздким сложным механизмом. Жители Беньянны высыпали на главную площадь, чтобы лицезреть её первые часы, которые отныне станут точно мерить время, тёкшее здесь медленно и неохотно. Давид Гатти был измучен и измождён, но счастлив. Он запустил своё детище, и секундная стрелка бойко двинулась описывать круг. Как только она это сделала, часы пробили ровно три часа пополудни. Бом, бом, бом. И дальше ни одна из стрелок не пожелала двигаться, застыв точно в оцепенении каком. Несчастный Давид бился весь день и всю ночь, глотая слёзы обиды и отчаяния. Его сердце радостно подпрыгнуло, когда часы отчётливо пробили три часа по полуночи, но тут же разбилось вдребезги, потому как стрелки всё равно не собирались делать своё дело.  

Беньянна получила обещанный подарок и, похоже, была довольна его несовершенством. Торжественный бой оглашал главную улицу дважды в сутки, когда часы честно показывали правильное время. Жителям тоже пришлась по вкусу диковинка, они превратили её во второй символ города. Один лишь Давид Гатти не разделял этой ленивой идиллии. Он хотел, чтобы часы во что бы то ни стало были часами, ломал голову днями и ночами над чудной загадкой, оскорблявшей его как часовщика. Дойдя до крайней степени исступления, он, наконец, сдался. Троекратное «бом» сводило Давида с ума, и он решился на серьёзную меру – уехать из Беньянны. Алесса, как бы горько ей не было расставаться с сыном, дала своё благословение и навсегда попрощалась с ним. Она так и не узнала, что сталось с Давидом, и добился ли он своего в жизни. И всё же, что бы ни случилось, Алесса считала его решение истинно верным. Бесспорно, он любил Беньянну, но она не могла стерпеть его и этого страстного желания подчинить её праздную свободу мерилу людской жизни.  

Алесса Гатти умерла в глубокой старости. До последнего своего дня на земле она вела дневник и, кажется, не ожидала скончаться сразу же после того, как поставила точку в записи. Её могилы нет на местном кладбище. Лоренцо Мильеро очень таинственным голосом предполагает, что возможно как таковой её не существует совсем. Он никак не объясняет своих слов и только замечает, что Алесса всегда тяготилась обществом живых, может быть, кто-то знал об этом и решил не обременять её компанией мёртвых.

Почёсывая бороду, Лоренцо кстати говорит, что и при нём в Беньянне живали люди похожие на Давида Гатти. Всё-то им не сиделось на месте, они постоянно хотели что-то сделать с городом, превратить в курорт, пытались брать бразды правления в свои руки и всегда проваливались. Это были неплохие и умные ребята, только их энергия не предназначалась для Беньянны. К счастью, они успевали вовремя понять это и оставить в покое город, переехав куда-то, где их энтузиазм находил себе благодарное применение. Просто Беньянне не нужно было абсолютно ничего. Кто знает, возможно, собственного названия и места на карте ей тоже не хотелось. Здесь невольно приходится обратиться к предыстории из уст Лоренцо Мильеро и, скрепя сердце, согласиться, что она, может статься, не так уж далека от реалистичности.  

С тех пор как люди начали разъезжаться из Беньянны, часы на башне больше не били. Кажется, последний раз они прозвучали ночью, а наутро Лоренцо получил известие о смерти отца.  

- Пожалуй, в тот самый день  и Беньянна приняла решение оставить этот мир, - вздыхает он. – Я ведь ощущал, что что-то не то было.

Почти в едином порыве, как напуганная стая птиц, обитатели Беньянны разбрелись кто куда. Иные тоскливо приговаривали, что местечко милое и даже очень, но совершенно бесперспективное. Остался один лишь Лоренцо Мильеро, чтобы последним узреть город в его увядших красках, а затем вместе с ним уйти навечно туда, где нет никаких границ. Кто-то ведь должен. Тем более что Лоренцо никогда не разделял ни одного хоть сколько-нибудь отрицательного мнения о Беньянне и почитал за честь провожать её в последний путь. В этом ключе, он имел право додумать свой красивый и печальный росчерк в её истории.

- Понимаете, - говорит Лоренцо, - я долго думал. Как ни крути, а воздвигнуть цветущий город на обломках чужого несчастья невозможно. Ибо место это вечно будет стремиться к покою, стараясь не бередить прежнюю глубокую рану. Беньянна ведь всю свою историю методично сопротивлялась собственному прогрессу. Людей, которые пытались это изменить, она либо преображала, либо вытесняла за свои границы, давала понять, что счастья им здесь не будет.  

Так не было его и отцу Лоренцо. Очевидно, Беньянна хотела оградить себя от очередного часовщика и очередной попытки так или иначе втянуть себя в тесные рамки циферблатов. Удивительно, до чего этот город подчас похож на человека. Лоренцо тоже спешит это отметить; он принадлежит к одним из немногих, кто сумел это уловить.  

Беньянна и прежде не занимала серьёзного места на картах страны. Только на самых подробных она и отмечалась как маленький населённый пункт, балансирующий на грани между городком и деревушкой. О ней уже мало кто знает, разве только знакомцы, которым Лоренцо продаёт рыбу и с которыми иногда выпивает, но совсем чуть-чуть. Иногда он приглашает их погулять по пустым и тёплым улицам Беньянны в воскресный вечер, однако чаще любит бродить по ним в одиночестве. Он не стесняется признаться, что сильно скучает по отцу, а Беньянна хранит много воспоминаний о нём.  

Этот город и его история малоприметны, они блекнут на фоне других собратьев, чья жизнь выдалась более насыщенной и блестящей. И всё-таки здесь самым удивительным образом чувствуется, что порою покой, полный и всеобъемлющий, дороже во сто крат, чем все те сокровища, которыми обладают столицы. Беньянна по-своему неповторима, она жила жизнью, которую ей попытались навязать, но смогла мягко от неё уйти. Теперь она считает последние дни вместе с последним своим жителем, разделяя с ним поровну и море, и песок, и небо, и звёзды, которых здесь на самом деле как будто бы больше, чем в любом другом уголке мира.