ЭКСПЕДИЦИЯ НА ЛЭНГУ
ИЛИ
РУКОПИСЬ, НАЙДЕННАЯ В ДЕЗИНТЕГРАТОРЕ

Брату Борису

И да не убоится левая нога
правой руки,
и да напишет «жи» и «ши»
через «ы»
Писание Братьев Бергонских
Глава «Откровения»

1
Получил как-то раз один очень известный астрохимик приглашение в Туманность Андромеды на симпозиум «Возможные пути уменьшения диаметра бензольного кольца». Вот встал он утром, доклад перелистал, тезисы набросал, проверил – не забыл ли зубную щётку положить и пошёл на кухню завтракать. А за завтраком жена ему и говорит: «До отправления твоего звездолёта ещё целых шесть часов остаётся, сходи-ка ты сдай посуду, а то уже почти вся жилая капсула бутылками заставлена».
Взял астрохимик свой портфель, набил его битком бутылками и отправился в ближайший пункт приёма стеклотары. Увидел, какая там очередь – и за сердце схватился. Постоял, отдышался и думает; «Уж лучше я в соседний мегарайон смотаюсь". Отправился он, значит туда, вышел из монорельсового трамвая, свернул за угол, а там уже толпы гуманоидов с авоськами маячат. Вернулся он тогда в свой мегарайон, очередь занял. Стоял, стоял – только его очередь подошла – пункт на обед закрыли. Глянул он на часы: «Батюшки мои, через 10 минут звездолёт улетает". Поймал он сверхзвуковое такси – и на космодром. «Бог с ними,– думает,– с бутылками, в Туманности Андромеды сдам".
Прилетел астрохимик на симпозиум и сел у самого прохода, поближе к выходу, чтобы во время перерыва первым в буфет прибежать – бутылки сдать. А портфель свой возле кресла поставил. Выходят докладчики на трибуну, и каждый норовит за портфель зацепиться – тот ногой, этот щупальцами, а один – даже хвостом умудрился. Бутылки звенят, представители Мирового Разума оборачиваются, шушукаются. Хоть под кресло от стыда прячься. Едва дождался наш астрохимик перерыва, схватил портфель – и в буфет. А там – переучёт. Швырнул он тогда в неописуемой ярости в утилизатор свой портфель и, не дожидаясь конца симпозиума, на космодром подался.
Вернулся домой, заперся в кабинете и никого к себе не пускает. Трое суток оттуда не выходил, есть – не ел, пить – не пил, глаз не смыкал. А на четвёртые – выходит, пошатываясь от усталости, едва живой, но счастливый, и толстый-претолстый ворох бумаги держит. Каждый листочек мелким – премелким почерком исписан, чертежами да формулами пестрит. «Всё! Кончатся скоро наши мученья! Я тут упаковку придумал, из полимерных материалов такую, что мне за это – говорит, – памятник поставить следует».
И закрутилась машина, завертелась. Заводы как грибы после дождя растут, диссертации рекой текут, универсамы открываются.
Ходят жители планеты и восторгаются: прекрасная упаковка, отличная упаковка – не бьётся, гореть – не горит, гнить – не гниёт, ржаветь – не ржавеет. Правда, радость ненадолго омрачили двое бывших приёмщиков стеклотары – с собой покончить пытались. Но среди общего ликования об этом инциденте вскоре забыли.

2
Прошёл век, другой. И ходят уже праправнуки мимо памятника Великому Астрохимику, возмущаются, на чём Вселенная стоит: «Жуткая упаковка, мерзкая упаковка, гадкая упаковка: не бьётся, гореть – не горит, гнить – не гниёт, ржаветь – не ржавеет. Что с нею делать?»
А городские свалки всё растут и растут. Уже целые районы зоной бедствия объявлены, жителей эвакуировать едва успевают. И тогда учёные-генетики с предложением в Совет Планеты обратились: «Вывели мы – говорят, - тут животных, снарками назвали. Так вот эти снарки полимерные отходы с огромным удовольствием пожирают, а полиэтиленовые пакеты, например, это такое лакомство для них, что они за них готовы глотку любому перегрызть. А из шкурок снарков шубы, шапки можно шить. Давайте выпустим снарков на городские свалки, и пусть живут, размножаются».
Однако другие умники – завистники выступать начали: «Если каждый начнёт создавать всё, что ему в голову взбрело и на волю выпускать, то кто знает, что из этого получится, только добра – точно не жди». Но как только мусорщики всемирную забастовку в поддержку проекта объявили – дискуссии сразу попритихли, а через две недели – и вовсе прекратились. И полетели дельтолёты со снарками во все концы планеты. Изделия из шкурок снарков, правда, у покупателя спросом не пользовались, так как они их от синтетики отличить не могли. Но в остальном всё вроде бы по началу шло прекрасно. Однако прожорливы зверюшки оказались превыше всякой меры – свалки на глазах таять начали. Ну, думают жители планеты, если так и дальше пойдёт…. Начали огромные стены вокруг свалок сооружать да сигнализацией хитроумной эти стены опутывать. А пока строительство велось, чтобы старки по городам не разбежались, многие заводы сразу на свалку работали. Вот соорудили эту оборонительную систему: сигнальные лампочки помигивают, прожекторы лазерные сверкают, часовые вдоль стен с огнемётами наперевес денно и нощно прохаживаются.
Всё хорошо вроде бы. Но не стало на свалках ни малейшего порядка, ведь теперь работники свалки лишний раз к голодным старкам заглядывать боятся, а перед тем как зайти – всё перед зеркалом крутятся – не дай бог к ним в нейлоновой рубашке по ошибке заглянуть или в ботинках на искусственной подошве. В результате полной неразберихи, вспыхнула на одной из столичных свалок неуправляемая термоядерная реакция. Страшный взрыв разнёс на куски всю оборонительную систему, а уцелевшие снарки разбежались по городу.
Вот тогда начались уже настоящие неприятности: прекратилась подача воды, электроэнергии, остановился транспорт, то и дело вспыхивали пожары. Генетики обвиняли во всех бедах мусорщиков, а те – генетиков, на улицах не прекращались вооружённые столкновения между сторонниками тех и других. Пытаясь спасти положение, генетики вывели специальных животных для охоты на снарков – берков. В этот раз учёные учли свои ошибки: берки были лишены способности размножаться. Оказалось, однако, что, сидя в клетках, они поедали снарков просто за неимением ничего лучшего. Вырвавшись на волю, они очень быстро смекнули, что существует огромное множество куда более аппетитных вещей, чем снарки. Большая часть берков подалась за город – в леса, степи. Оставшиеся же в городе начали промышлять ночным разбоем: грабить продовольственные склады, магазины. Были и одиночки-домушники.
А снарки, между тем, продолжали хозяйничать. Среди них всё чаще начали встречаться мутанты. Если первоначально снарки были невелики – размером с мяч для игры в гомбу*, то вскоре некоторые из них уже достигали размеров мяча для игры в бумбу**.

*Гомба – популярная игра с мячом.
**Бумба – старинная полузабытая игра с мячом.

И бежали в страхе жители из городов в глухие уголки, подальше от заводов и фабрик, подальше от синтетики, генетики и кибернетики. И там, в глуши давали торжественную клятву – никогда не прикасаться ни к каким синтетическим и искусственным материалам. Брали топоры и пилы, строили хижины, лопатами и мотыгами пытались обрабатывать землю.
А снарки, оставшись полновластными хозяевами городов, постепенно уничтожили накопленные людьми запасы и вынуждены были, для того, чтобы выжить, освоить синтез простейших полимеров. Но производство было плохо налажено: не хватало специалистов, постоянно подводили поставщики. Голод вынуждал снарков одного города делать набеги на другие города. Вокруг городов начали возводить крепостные стены. Многочисленные племена снарков вели кровопролитные бесконечные войны. Планету раздирали междоусобицы.
И вот в III веке Новой эры вождь южных снарков Клур V объединил разрозненные племена в единое государство.
Это было началом Великой Альдеборанской империи.

3

Помнится, зима на Альдеборане в том году выдалась на редкость суровой. Едва зацвела мариула, как ударили первые заморозки. Всё небо затянуло плотными непроглядными облаками. Бурные нескончаемые потоки метана хлынули на ещё не убранные поля черевицы. В отчаянии, глазами, полными слёз, смотрел Крэп, как гибнут результаты его многолетнего труда. Размыло дороги. За одну ночь позеленевший лес замер в тревожном безмолвии. Давно уже не слышно было в нём пения мумриков. Все они попрятались на зиму в морские глубины. На дальних болотах так и остались лежать не вывезенными запасы урана, а заготовленного Крэпом топлива едва хватило бы только на половину зимы. Мороз же крепчал с каждым днём.
К концу семнадцатого месяца зимы, как раз в ночь на именины святого Клура, лопнули кварцевый столбик термометра и глинобитный корпус погашенного на ночь реактора. В хижине резко упала температура, и стены мгновенно покрылись инеем.
В комнате кружились огромные серые хлопья снега. Жуки-шептуны повыползали из труб отопления и, громко проклиная скупость хозяина, начали вгрызаться в мраморный пол хижины, где, по их верованиям, обитают души предков.
Бедняга Крэп сидел один посреди полупустой, усыпанной снегом комнаты, обхватив лапами свою лохматую голову, и всё более погружался в мрачные раздумья: «Плохи мои дела, совсем плохи. Придётся уходить в анабиоз». Он встал и медленно побрёл в ванную комнату, почёсывая свою буйную гриву. Открыл кран с жидким азотом и, подождав, когда наполнится ёмкость, скинул с себя старенький, изъеденный кислотами, потрёпанный комбинезон. Оставшись в чём его отец родил,* он, покряхтывая и ёжась от холода, погрузился в жидкость. Несколько раз повернулся с боку на бок. Сон не шёл, в груди скреблись мымры, в их план явно не входил продолжительный анабиоз. Крэп прислушался к мёртвой пугающей тишине дома. «Господи! – воскликнул он. – Да как же это я! Ведь так можно и совсем не проснуться! Я же забыл включить активатор!»
Крэп вылез из ванны, мгновенно покрывшись при этом инеем, и, позвякивая оледеневшими конечностями, побрёл в блок обеспечения. Лапы отказывались повиноваться. Напрягаясь изо всех сил и похрустывая мышцами, ему всё-таки удалось, хоть и с огромным трудом, дотянуться до рубильника. Вот теперь другое дело. Вернувшись назад, он быстро заснул под монотонное мерное тиканье активатора.

*На Альдебаране, из-за непрекращающихся генных мутаций, вопрос мать или отец родит ребенка, решает слепой случай.

4
Всего лишь несколько тысячелетий назад вряд ли кто слышал о существовании крохотной планеты Лос-Монтос. И кто знает, как бы сложилась судьба этого безлюдного скалистого кусочка материи, если бы охрана рудников Крабовидной туманности лучше исполняла свои прямые обязанности. Но случилось то, что и должно было случиться при такой постановке дела. С рудников бежал каторжник, приговорённый к пожизненному заключению за злостное уклонение от уплаты алиментов. Прекрасные представительницы доброго десятка цивилизаций были околдованы его воистину дьявольской красотой и не сумели вовремя рассмотреть, что в столь прекрасной оболочке хранится грязное и порочное содержимое.
Сбежав с рудника, он долго скрывался в гиперпространстве, а затем на одной из окраин Вселенной, где ему удалось выменять за бесценок у ничего не подозревавших дикарей тело недавно погибшего в стычке молодого воина. Таким образом, он сразу поменял цвет волос, глаза, лицо, рост, кровеносную и дыхательную систему: с дыхания фтором перешёл на дыхание кислородом.
Воспользовавшись тем, что стал практически неузнаваем, он купил через подставное лицо крохотную, тогда ещё безымянную планету, где вскоре, под вывеской «Шахматный клуб четырёх коней», открыл первый межпланетный игорный дом. Планета располагалась на оживлённом перекрёстке космических путей; а для того, чтобы ещё издалека заманивать посетителей, изобретательный каторжник вывел на стационарную орбиту спутник в форме кубика для игры в кости.
Начинание имело успех. Предприятие росло и процветало. На Лос-Монтосе открывались отели и увеселительные заведения. Увы, до сих пор немало имеется во Вселенной богатых бездельников, сосущих кровь трудового народа. То, что накапливалось миллионами веков непосильного труда, всё, что было создано миллиардами рук, щупальцев, хоботов и клешней, здесь, за один только вечер, выбрасывалось под хвост комете. И что самое отвратительное, эти мерзавцы не испытывали при этом даже угрызений совести, так как на Лос-Монтосе круглосуточно были открыты кабинеты моральной косметики, где опытные специалисты быстро и безболезненно стирали в мозгу клиента все неприятные воспоминания и эмоции.
Как-то раз вечером в один из самых фешенебельных игорных домов планеты заглянул развеять скуку и попытать счастья Клур ХХV – безжалостный и коварный повелитель Альдеборана. Превосходить в жестокости своего предшественника было фамильной традицией альдеборанских императоров. Но Клур ХХV настолько преуспел в этом, что его уже взрослый сын не раз бился в истерике при одной только мысли о том, что ему никогда не удастся превзойти своего отца.
Зал, на котором остановил свой выбор император, утопал в роскоши: золото, бриллианты, платина и даже натуральная древесина. Двадцать прекрасных наложниц с сорока планет услаждали взор посетителей танцем «семи покрывал» под чарующие звуки барабана-рояля. За карточным столом он увидел своего старого приятеля Эль Кона – тирана с Беты-Дракона. Внешне Эль Кон напоминал удачный гибрид паука и жабы. Но эта чисто внешняя привлекательность была обманчивой. По сути же в жестокости и коварстве тиран нисколько не уступал альдеборанцу.
- Кого я вижу! Сколько световых лет, сколько зим! – обрадовавшись, закричал Эль Кон. – Наконец-то я смогу сыграть партию с приличным партнёром.
Когда Клур устраивался поудобней в антигравитационном кресле, к столу подошёл, желая присоединиться к игре, некий гуманоид таукитянской наружности. Однако недремлющий телепат-крупье быстро раскусил проходимца и тотчас кликнул вышибалу. Под внешностью таукитянца скрывался житель планеты Электро из созвездия Лебедя. Дело в том, что жители этой планеты – единственные существа во вселенной, владеющие даром свободно проникать в четвёртое измерение, поэтому им, под страхом смертной казни, запрещается входить в игорные дома Лос-Монтоса. Любому из этих типов не стоит ни малейшего труда припрятать в четвёртом измерении лишнюю шестёрку или, наоборот, вытащить в нужный момент козырного туза.
- Ставлю на карту свои Афрские рудники,– сказал Клур ххv. – А что можешь предложить ты?
Эль Кон задумался.
- Есть у меня в загашничке одна планетка. Для меня она пока малопригодна: слишком много воды и кислорода, мало углекислоты и низкая радиация. Но ещё мой прапрадед заселил Лэнгу – так он назвал планету – псевдоразумными существами, деятельность которых, считал он, со временем доведёт её до кондиции.
В глазах Клура вспыхнул алчный блеск, но он старался не подавать виду.
- Да когда это ещё будет? – бросил он небрежно.
- Не скажи, не скажи, - возразил Эль Кон. – Уже перед отлётом мой прапрадед наблюдал как один из этих, извиняюсь за выражение, гуманоидов пытался изобрести колесо.
- И что же у него из этого вышло?
- Его менее просвещённые соплеменники всыпали ему так, что у него на какое-то время отпала всякая тяга к прогрессу.
- Вот видишь! – обрадовался Клур.
- Эх, была ни была! – сказал Эль Кон. – После нас хоть коллапс.

5
Ванна была пуста. «Неужели я плохо заткнул пробку?» – подумал Крэп. И тотчас цепкие, твёрдые как сталь лапы вышвырнули его на терафлитовый пол ванной комнаты. Раскатистый, ничем не сдерживаемый хохот потряс стены хижины. Семеро здоровенных парней в форме астронавтов императорского звёздного флота обступили голого Крэпа. У каждого из них за спиной поблескивали стволы бластеров* 34 калибра. У самого низкорослого, но одновременно и самого широкоплечего из них, на груди красовались нашивки капрала. Огромный шрам от носа до носа, след от удара лучевым кинжалом, придавал его лицу зловещее выражение.
- Ну что, выспался, малыш? – спросил он Крэпа тоном не предвещавшим ничего хорошего. – А сейчас мы тебя умоем, причешем, и пойдёшь ты послужишь нашему батюшке-императору. Повезло тебе, малыш – помянешь моё слово.
- А как-как же ба-а-а-рин, он же…, - промямлил, заикаясь от испуга, Крэп.
Капрал сунул ему под нос свиток титановой фольги.
- Смотри, чугунная башка, отдаёт тебя твой барин в астронавты.
Крэп развернул свиток. Он был неграмотным и не мог даже отыскать в тексте своё имя, но огромная печать с барским гербом вселила в него ужас.
- Да как же это…. Да ведь мне же надо… - начал было Крэп, но очень веское или, точнее сказать, весомое возражение капрала, заставило его более трезво взглянуть на вещи.
Так Крэп попал в состав Лэнгийской экспедиции.

*Бластер – огнестрельное оружие, состоящее из двух основных частей: стреляющего механизма и приклада.

6
И вот наступил этот великий день – день старта альдебаранской эскадры.
На главном и одновременно единственном космодроме Альдебарана выстроились в ряд семь могучих, семь непобедимых, семь грозных и прекрасных звёздных кораблей: «Слава империи», «Сила империи», «Гордость империи», «Мудрость империи», «Надежда империи», «Радость империи», «Счастье империи».
Зелёные лучи восходящего солнца скользили по антисуперэкстроквадроквазиэрготермолитовой обшивке кораблей, которая переливалась всеми цветами радуги, радуя взор самого величайшего из всех разумных существ: Повелителя Альдебарана и, подвластных ему, Эргилии, Бергона, Афры и Октона, самого доброго и справедливого (иногда даже излишне справедливого, как считают жители Альдебарана) императора Клура ХХV. Император сам лично прилетел с Лос-Монтоса для того, чтобы сказать слово напутствия этим славным альдебаранским парням, которые застыли в парадном строю на терафлитовых плитах космодрома.
- Детушки мои, - произнёс Клур, смахивая кончиком хвоста набежавшую слезу. – Славные мои мальчики, мне трудно говорить, слёзы наворачиваются на глаза,– и он снова взмахнул хвостом. – В эту величайшую для всей Вселенной минуту я пришёл, чтобы проводить вас в нелёгкий и опасный путь. Вам выпала честь первыми высадиться на далёкой Лэнге. Наверное, каждый из вас спрашивал себя: «Зачем мы летим на Лэнгу?» Я отвечу вам так, как, я уверен, отвечал себе каждый из вас: «Мы летим туда во имя Разума, Цивилизации и Прогресса. Не о личном благе печёмся мы, но о Счастье всех разумных и неразумных существ во Вселенной, если мы действительно хотим быть достойными потомками снарков - наших мудрых и бесстрашных предков. Мы не можем сидеть у своих домашних реакторов и спокойно жевать праздничный пудинг из черевицы, глядя, как наши меньшие братья из заброшенных уголков далёких Галактик копошатся в грязи и невежестве, даже если они сами и не сознают этого. Да, дети мои, жители Лэнги, если конечно они существуют, наверняка грубы, невежественны и неблагодарны, иначе как объяснить тот факт, что они до сих пор не прислали нам приглашения. Но мы вершим своё нелёгкое, но благородное дело не ради похвал невежественных дикарей. Нет, вы несёте свою опасную тяжёлую службу во имя Всеобщей любви и счастья Вселенной. И мы заставим лэнгийцев быть счастливыми, хотят они этого или нет, чего бы нам это не стоило! Я верю в вас, мои мальчики! Ух!
Могучее троекратное – Ух! Ух! Ух! – прогремело над просторами космодрома.

7
Странники или Галакты, как их ещё называют, был народ действительно добросовестный. Если уж они что-то строили, так строили на 100 миллиардов лет как минимум, а не на века как некоторые. И Млечный путь, что они проложили, был трассой действительно высшего разряда.
Однако с тех пор как Странники ушли, немало плазмы утекло. Да и строили трассу ещё в те древние времена, когда на перекладных путешествовали: от планеты – к планете, от звезды – к звезде. Не мудрено, что по пути столько небесных тел понатыкано. Вот и попробуй теперь здесь приличную скорость развить и шею себе при этом не свернуть или, не разбив фотонный отражатель, в поворот вписаться. Некоторые участки Млечного пути буквально кишат обломками погибших кораблей.
Я сам, например, не могу вспоминать без содрогания один такой случай, после которого мне пришлось навсегда распрощаться с космосом. Часто долгими зимними вечерами, когда за дверью входного шлюза кружатся жёлтые хлопья и вновь дают знать о себе мои старые раны, моя левая клешня начинает дёргаться в судорогах. Я откладываю в сторону недописанную рукопись, достаю из холодильника бутылку астро-коллы и, подбросив в камин горсть урана, устраиваюсь поудобнее в кресле, укутавшись пледом. И события того проклятого дня вновь встают у меня перед глазами.
Наш звездолёт с запасами руды возвращался к себе домой на Альфа-Центавра. Мы приближались к Пульсирующей Галактике – одному из самых опасных участков Млечного пути. Сотни тысяч звёзд с головокружительной быстротой слетаются к центру этой галактики, круша и сжигая всё на своём пути, сжимаясь в сверхплотный раскалённый кусок материи, чтобы затем вновь разлететься в разные стороны. И горе тому кораблю, который окажется в центре галактики в момент её сжатия. Причём опасность эта возрастает ещё более оттого, что галактика эта обладает очень коварным нравом: уже издали, увидев приближающийся корабль, она прекращает пульсировать, но стоит кораблю углубиться в неё – тот час всё приходит в движение. Немало ни о чём не подозревающих астронавтов погибло в этой западне. А обойти Галактику нельзя, так как её окружают огромные провалы пространства, в которых рыщут кровожадные вихри антиматерии. Помня об этом, я применил трюк, которому меня научил один альтаирец. Я вошёл вглубь галактики на самой минимальной скорости, на которую был способен мой корабль, а когда галактика начала сжиматься, я резко рванул на себя рукоятку переключателя скоростей. Не знающая жалости перегрузка грозилась размазать меня по стенам кабины, вибрация угрожающе барабанила по корпусу корабля. Зато Галактика не ожидала от нас такой прыти, и нам удалось проскочить сквозь неё. Но лишь только вздох облегчения вырвался из моей груди, как невиданной силы удар потряс звездолёт. Я на мгновение выпустил штурвал и в ту же секунду лишился сознания…
Из донесения адмирала альдебаранской эскадры Императору Клуру ХХV: "Флагманский корабль эскадры «Сила империи», пытаясь первым проскочить Пульсирующую Галактику, столкнулся с грузовым кораблём альфа-центаврийцев, который как раз в этот момент вылетал из неё. Эскадра лишилась своего лучшего корабля. Остальные шесть кораблей, благополучно миновав коварную галактику, продолжили свой путь к Лэнге.

8
«Надежда империи» – корабль, на котором летел астронавт Крэп, представлял собой видавший виды, латаный перелатаный альфа-центаврийский сухогруз, пиратски захваченный альдебаранцами и, на скорую лапу, реконструированный для нужд лэнгийской экспедиции. Реконструкция заключалась в следующем: в грузовом отсеке корабля были установлены в два яруса конфискованные по закону «Времени надежд и свершений» зубоврачебные кресла, а иллюминаторы закрашены для светомаскировки чёрной несмываемой краской. Кресел хватало не всем, но так как около двадцати астронавтов будут постоянно находиться в наряде, то с этим, решило командование, можно мириться. Крэпу, как новобранцу, достался, неизвестно откуда взявшийся на корабле, электрический стул со сломанной ножкой. И всё же он был очень доволен тем, что ему не придётся делить своё ложе ни с кем и бегать всякий раз после наряда по кубрику, выискивая освободившееся место.
Но радость Крэпа была недолгой. В первую же ночь страшная боль вырвала его из сладких объятий бога сна Люлюля как раз в тот момент, когда сам император пожимал ему лапу, вставив в нос орден Священного каравана – высшую награду Империи. С трудом, продрав парализованными волосатыми лапами глаза, он увидел перед собой ухмыляющуюся рожу капрала, который как раз выдёргивал шнур электрического стула из розетки. Ехидная ухмылка делала и без того малопривлекательное лицо старого вояки ещё более отвратительным. Так для Крэпа началась полоса унижений и постоянных мучений.
Капрал Эрги-Бэрги сразу же невзлюбил этого не слишком расторопного новобранца. Капрал был эргилийцем. Жители этой отдалённой альдебаранской провинции не отличаются смекалкой и редко дослуживаются даже до звания капрала. Однако они обладают необыкновенной выносливостью и прекрасно переносят перегрузки и радиацию. Поэтому их охотно берут в астронавты. Но служить вместе с эргилийцами сустав к суставу – сущий ад. В отличие от жителей центральных планет, эргилийцы обладают не четырьмя, а шестью конечностями, которые они постоянно путают во время марша, сбивая строй. Зато во время обеда за общим столом им, безусловно, нет равных.

9
Капрал Эрги-Берги, стараясь не давать новобранцам ни минуты передышки, напрягал всю свою, к счастью для последних, не слишком могучую фантазию. И всё же, даже в жизни Крэпа, к которому капрал питал особую слабость, были свои счастливые минуты. Это было время утренней уборки. Как приятно утром, после только что выпавшего метеоритного дождя, выскочить за борт и пробежаться в открытом космосе по гулкому корпусу корабля: под башмаками приятно пружинит обшивка, а всюду, куда не кинешь взор, светят миллиарды звёзд и кажется, что каждая смотрит тебе прямо в мымры торжественно и печально.
В одно такое прекрасное утро, во время уборки кормовой части корабля, Крэп обнаружил, пристроившегося на фотонном отражателе корабля, бродягу-прилипалу. Будучи беззаветно преданным «Уставу корабельной службы» Крэп лихо скинул с плеча бластер и подпрыгнул вверх, издавая при этом, по его мнению, леденящий кровь воинственный вопль. Но в глазах бездомного бродяги он увидел такую воистину Вселенскую скорбь, что сердце бравого новобранца дрогнуло и приклад прошёл в нескольких сантиметрах от панциря чужака. Крэп поскользнулся и неуклюже шлёпнулся на спину. У него были все прекрасные шансы пополнить список пропавших без вести альдеборанцев. Его тело долгие-долгие годы скиталось бы по бескрайнему космосу, пока не упало бы на какую-нибудь из планет в качестве неопознанного объекта. Однако бродяга лишил Крэпа этой возможности, ухватив в самый последний момент за одну из нижних конечностей.
Эю, так звали прилипалу, оказался хоть и пацифистом, но неплохим парнем. Они с Крэпом очень быстро стали друзьями. Бродяга был настоящей живой энциклопедией и, к тому же, великолепным рассказчиком. Крэп готов был часами сидеть с широко разинутым ртом, слушая рассказы об истории Вселенной, жителях дальних галактик и космических катаклизмах. Обнаружив, что его новый друг не умеет читать, прилипала тотчас нацарапал на обшивке корабля осколком метеорита албдеборанскую азбуку и начал обучать новобранца грамоте, а через пару недель Крэп уже старательно выводил дрожащими каракулями «Мы – не рабы». Но эта идиллия длилась недолго.
Во время одной из таких бесед вдруг возник Эрги-Берги и прилипала тотчас полетел в глубины космоса, получив ускорение от безжалостного пинка капрала. А новобранец побрёл в кубрик, выслушивая яростную брань и угрозы. Стоит ли удивляться, что Крэп питал к капралу очень-очень тёплые, даже, пожалуй, горячие чувства. И не он один. В чём Крэп убедился, обнаружив в туалете, в самом тёмном углу надпись, которую он с огромным трудом и, конечно, не с первого раза, но всё же умудрился прочесть. Надпись гласила: «Капрал Эрги-Берги – сын андроида». Он с благодарностью вспомнил своего друга и на глазах сентиментального новобранца появились слёзы.

10
В одной забытой цивилизацией и прогрессом галактике, в чёрной пречёрной дыре жили-были одноглазые роботы-мутанты. И было у вождя этого племени Адрона три сына. Двое старших Мезон и Барион, как и положено, умных, а третий Лептон, как водится, был личностью нетривиально мыслящей. Старшие сыновья целыми днями по свету разъезжают да подвиги совершают, а младший всё на печи лежит, тараканов гоняет да электронных блох ловит.
Вот как-то раз собрал Адрон своих сыновей и говорит: «Дети мои, чую, пробил мой последний час, совсем уже сели мои батареи, не помогают ни банки лейдейские, ни ток высокой частоты. А может меня спасти лишь сердце дракона лютого. Тому из вас, кто добудет его, отдам я полцарства и полтрона в придачу».
Поклонились отцу-батюшке в ноги старшие сыновья и говорят: «Не пощадим живота своего и не надобно нам ни наград, ни киловатт, добудем мы тебе, тятенька, сердце дракона лютого». А младший ничего не сказал. Но только вышли Мезон и Барион из избы, спрыгнул он с печи, достал из-под лавки свою рогатку, сунул за пояс и вслед за братьями отправился. Долго ли коротко шли они, но сморила добрых роботцев усталость и присели они отдохнуть под лучами электрического дерева. Вдруг – откуда ни возьмись – дракон летит: глаза огнём горят, ноздри пламенем пышут, чешуя сверкает, а рёв стоит – вся земля дрожит.
Вскочил старший брат Мезон и метнул копьё в живот дракону, но отскочило оно и даже царапины не оставило, а дракон и глазом не моргнул. Метнул средний брат Барион палицу, попала она в голову дракона. Взревело чудище пуще прежнего, пахнуло пламенем и летит дальше, как ни в чём не бывало. Выхватил тогда из-за пояса Лептон свою рогатку, подобрал камень побольше, прицелился и угодил дракону не в бровь, а в глаз. Взревел дракон от лютой боли, выдохнул огонь в последний раз и упал замертво.
Из донесения адмирала альдебаранской эскадры Императору Клуру ХХV: "Корабль "Гордость империи” попал в поле тяготения "чёрной дыры”. Капитан предпринял всё от него зависящее, чтобы вырвать звездолёт из зоны повышенной гравитации. Но в это время три неожиданно появившихся метеорита ударили по корпусу корабля. Один из метеоритов разбил иллюминатор кабины управления, что немедленно повлекло гибель всего экипажа. Эскадра лишилась своего второго корабля".

11
«Надежда империи» выбивался из последних сил, стараясь не отстать от других кораблей эскадры. Двигатели работали на полную мощность и в грузовом отсеке, где находились триста альдебаранцев, стояла невыносимая жара. А за бортом манящая космическая прохлада. Но о том, чтобы открыть форточку – не могло быть и речи, ведь летели в абсолютном вакууме.
Капрал Эрги-Берги возлежал в кресле, укрывшись семью одеялами, и всё же никак не мог согреться. Его бил ледяной озноб. По широкому мужественному лицу стекали крупные капли холодного пота. Всё тяжелее становилось дышать. Бортовой врач лишь бессильно развёл лапами – безнадёжный случай: быстротечное воспаление мымр. Как ни прискорбно, но капрал расплачивался за свою собственную неосторожность. Дело в том, что в грузовом отсеке корабля, по вполне понятным причинам, не было туалета. Он находился в носовой части корабля, где размещались каюты офицерского состава. Поэтому, для того, чтобы попасть в него, рядовым астронавтам и капралам приходилось всякий раз выходить в открытый космос, преодолевать изрядный участок пути по корпусу корабля и подолгу возиться с открыванием входных шлюзов. Эрги-Берги, постоянно страдающий от переедания, частенько не успевал надеть скафандр для открытого космоса и выскакивал за борт в лёгкой тренировочной форме. Однако его закалённому выносливому организму это до последнего раза сходило с лап и, наверняка, сошло бы и в этот раз, если бы капрала не задержала гораздо дольше обычного в открытом космосе уже известная читателю история, которая закончилась так печально для прилипалы Эю.
Через три дня капрала не стало. Вся команда «Надежды империи» выстроилась на палубе, чтобы отдать последние почести мужественному воину и проводить его в вечный полёт. После того, как астросвященник прочитал молитву о спасении души усопшего, к катапульте подошёл капитан с баллоном аэрозоли. Через несколько минут белоснежный сверхпрочный кокон с телом капрала полетел в бездну Вселенной. Был произведён залп из всех антиматов*, и над просторами космоса разнеслись гордые, величественные и в то же время удивительно прекрасные своей простотой слова альдебаранского гимна:
Aldebaranus super tuper
Super Solaris
Super Kryonia
Super Tormans
Super Kripton
Super Cuntia
Super Igwi
Super Alyx
Super Werel
Aldebaranus super tuper –
Aldebaranus - super Star

( Альдебаран превыше всего
Превыше Соляриса
Превыше Крионии
Превыше Торманса
Превыше Ирукана
Превыше Криптона
Превыше Синтии
Превыше Игви
Превыше Аликса
Превыше Верела
Альдебаран превыше всего –
Альдебаран – Суперзвезда).

Сколько прекрасных альдебаранских парней осталось навеки лежать в таких же белоснежных коконах в болотах коварного Соляриса, в зыбких песках Торманса, в дремучих лесах Ирукана, в огненных реках Синтии, во льдах Крионии. Что ждёт их на Лэнге, на голубой Лэнге, под палящими лучами жёлтого Этура**.
*Антимат – орудие, стреляющее антиматерией.
**Этур – альдебаранское название звезды, которую сами лэнгийцы называют Солнцем.

12
Нелегко цивилизации одной в космосе. Ох, тяжко одной-одинёшенькой: ни совета спросить, ни в долг занять, только на свои силы и приходится рассчитывать. Уж это-то хорошо почувствовали на себе жители четырёх соседних планет из системы Тау-Кита. Сколько раз они обращались в Совет Великого Кольца:
- Помогите, не справляемся с нашими проблемами.
Но там известно, какая бюрократия процветает.
- Не можем, - говорят – вам помочь, так как вы не входите в состав Великого Кольца.
- Так примите нас.
- Только в порядке общей очереди.
- Тогда поставьте на очередь.
- Да как же мы вас поставим, вы не доросли ещё.
- Дорастём, - говорят тау-китанцы, - обязательно дорастём. К тому времени как наша очередь подойдёт – наверняка не одно тысячелетие пролетит.
А те своё:
- Поживите с наше, а тогда…. Мы в своё время…. У вас ещё всё впереди.
Вот и поговори с ними.
Делать нечего. Начали тау-китанцы жить-поживать, цивилизацию развивать. Жили-поживали – добро наживали, природу выживали. И вот однажды утром глянь из окошка, а там ни деревца, ни кустика, ни бабочки, а не то, что зверушки какой. Решили они тогда скорей за город податься, в сельскую местность посмотреть – что там делается. Идут - идут, а город всё не кончается. День шли, два шли, месяц, другой – ничего не меняется: ни листочка, ни трави ночки. Не по себе им сделалось, страшное подозрение в душу закралось. Бросились они бежать изо всех ног. Бежали, бежали и вдруг – стоп. Места вроде бы знакомые. Присмотрелись и точно – вот отсюда, от этих камушков они в дорогу отправились. Стало быть, всю планету вокруг обошли. Присели они на камушки, пригорюнились. Но тут глянь – по дорожке божья коровка ползёт. Все аж подпрыгнули от неожиданности. Хвать её, чтобы рассмотреть получше, а она и не живая вовсе – игрушка детская. А ползла потому, что завод ещё не закончился. Вскоре и хозяин объявился. Бегает, пищит: «Дяденьки, тётеньки, отдайте мою коловку». Отдали, конечно. Как не отдать.
Ну, думают, хоть микробы, может быть, сохранились. Какая никакая, а всё же жизнь. Стали искать – и тех нет. Потом нашли всё же с десяток, да и те не местными оказались – с метеоритом из глубин космоса залетели. Не на шутку тогда призадумались тау-китанцы. Ведь и на второй, и на третьей, и на четвёртой планетах точно такая же картина приключилась. Долго думали, как быть. Да что тут придумаешь – надо заново всё создавать.
И объявили они тогда всегалактический конкурс «Реабилитация жилой среды системы Тау-Кита и её окрестностей». И гран-при – лучший гербарий столичного университета – получил следующий проект, по которому и работы велись. Из всех планет Тау-Китанской солнечной системы решили соорудить пустотелую сферу так, чтобы солнце Тау-Кита внутри оказалось, словно зёрнышко в погремушке. Снаружи сферы, пожалуйста, заводы сооружай, фабрики, транспорт пускай – пусть коптят, отходы выбрасывают. Космоса ого-го-го сколько – на наш век хватит. Но внутри сферы, зато – природа девственная, дикая-дикая, не тронутая рукой гуманоида, даже мамонты бродят. А в самой оболочке жильё понастроили, благодать – и на работу близко и природа под боком.
Создали тау-китанцы заново природу и глядят - не нарадуются, живут – берегут: ни бабочек не ловят, ни траву не рвут. Да что там рвать – не прикасаются даже, только любуются да воздухом дышат, ароматы вдыхают, да и то бережно и экономно: раз вдохнул – два раза выдохни. Не дай бог, другие цивилизации пронюхают про их сокровище... Тот час налетят-понаедут, вроде бы по обмену опытом. И глазом моргнуть