***

Пятнадцать лет я отпахал журналистом в разных провинциальных газетенках, был завсегдатаем брифингов, «рыцарем фуршетного стола». Имел какое-никакое имя в своем городишке, что позволяло подрабатывать на выборах. Их вся журналистская братия ждала, да и по сей день ждет, как манны небесной. Определенная доля везения, относительно порядочный и платежеспособный  клиент, нужная степень беспринципности и неплохая работоспособность. Если все эти составляющие – налицо, на выборах можно неплохо заработать. И я зарабатывал. Правда, не так много, как некоторые более ушлые коллеги, но и жаловаться было бы грех.

В одну из избирательных кампаний свели меня с кандидатом в городские головы. О нем я уже был наслышан: человек этот начинал бизнес с того, что «тряс» мелких торговцев, официального это называлось: был директором охранной фирмы, обеспечивавшей безопасность на одном из наших рынков. Потом он чем только не занимался: открывал и закрывал магазины, рестораны, казино… Говорят, все это – прикрытие реального бизнеса: торговли оружием, наркотиками, содержания нескольких нелегальных пикантных заведений. Клиент, как говорится, был еще тот. Но морально-этический аспект меня не интересовал вообще. Успел насмотреться на тех, кто идет во власть: один другого «краше», и искать в это кампании праведника – напрасный труд. И не я, так кто-то другой пусть, может быть, и без особого удовольствия, но отработает предложенные кандидатом неплохие деньги. А мой отказ ничего не изменит: выборы – только ширма для того, как на самом деле люди приходят во власть; это – прописная истина.

Запомнилась мне та встреча. Кандидат вальяжно сидел в кожаном кресле. Он знал себе цену. Для приветствия из-за стола не встал. Только кивнул и показал на стул напротив него. В отличие от других кандидатов, этот не лебезил перед журналистами, прекрасно понимал, что во время выборов пишущая и снимающая братия – ручная, а также подручная и подножная. И вел себя соответственно.

Мне предложили жесткий, очень неудобный и низкий стул. С этого места смотреть на хозяина кабинета можно было только снизу вверх. Даже стало интересно, сам он придумал этот изыск или какие-либо консультанты посоветовали. В кабинете, кроме рабочего стола его хозяина, был еще и журнальный стол, вокруг которого стояли четыре шикарных и наверняка очень удобных кресла: место для переговоров с людьми своего круга.      

- Посмотри, - кандидат положил передо мной несколько листов с каким-то текстом.

Я быстро прочел. Это были заурядные предвыборные статьи на актуальные темы, написанные с долей мастерства, но без «перчинки», статьи из тех, которые если и читают, то потом забывают на второй или третьей минуте после прочтения.

- Люди, которые делают мне выборы, хотели все это размещать в газетах от моего имени, - сказал кандидат в мэры. – Но я не хочу, чтоб моя подпись стояла под этой постной херней. Сколько ты хочешь, чтоб на этих выборах работать только на меня?

Несмотря на приобретенную с годами моральную «толстокожесть», мне страшно не хотелось работать на этого человека, внушавшего страх и недоверие, да и надежда на его победу была более чем сомнительной. Потому я назвал сумму, вдвое превышающую мой головой заработок. Был уверен, что сейчас услышу что-то вроде «охренел», поток брани и буду послан, как говорится, в пешее эротическое. Стерплю. Ради того, чтоб только не иметь дело с этой мразью. Но мой собеседник сохранял полнейшую невозмутимость, и его ответ прозвучал для меня, как приговор:

- Половину суммы получишь сейчас как задаток. К работе приступать – немедленно. Первую статью хочу видеть завтра. И чтоб была лучше, чем то, что ты сделал для…

Кандидат назвал фамилию своего главного оппонента. Откуда он узнал, что автор его статей – именно я? Ведь даже в штабе заказчика далеко не все это знали. Мне стало немного нехорошо.

Когда я вышел из кабинета, секретарша протянула мне конверт:

- Это – ваше.

Пересчитав деньги дома, я очень удивился. В конверте была действительно ровно половина названной мною суммы. Но при мне кандидат не давал никому каких-либо указаний. Неужели секретарша прослушивала наш разговор? Это не абсолютно укладывалось в мои представления  о руководителе, тем более – таком.

Как только я отправил на названый мне кандидатом электронный адрес первую статью, в дверь позвонили. На пороге стоял мужчина средних лет. Одетый в строгий костюм   брюнет с правильными чертами лица, немного похожий на Пирса Броснана во времена исполнения им роли Джеймса Бонда. В правой руке он держал стильный кожаный портфель.

- Я к вам с деловым предложением, - сказал он после приветствия. – Вы нам подходите.  Хочу предложить работу на очень выгодных для вас условиях.

Услышав мой ответ, что до выборов я не могу рассматривать никакие предложения, так как имею определенные обязательства, мужчина ничуть не смутился.

- Вы по-прежнему будете работать на…

И назвал фамилию кандидата в мэры, день назад шокировавшего меня согласием с условиями, на которых даже в столице мало кто из журналистов работает.

- Мы занимаемся сопровождением его избирательной кампании, - сказал гость.

- А «мы» - это – кто?

- Сумму, которую вам заплатили вчера, у нас вы будете получать ежемесячно независимо от объема работы. Через год можем пересмотреть условия и увеличить сумму. Сотрудников мы жалеем и сильно не эксплуатируем. Я полагаю, это достаточно для того, чтоб не задавать лишних вопросов? И успокойтесь. К криминалу мы не имеем отношения. Все, что мы делаем, даже более законно, чем вы себе это можете представить.

- Это…

- Не розыгрыш. И не волнуйтесь вы так. Это вредит работе. Впрочем, судя по вашему тексту, вы действительно – большой талант и мастер. Я рад, что мы не ошиблись. Но все же второй и шестой абзац перепишите. Нельзя эту белиберду заказчику показывать. Мысли – правильные, но изложено просто кошмарно.

- Второй и шестой абзац чего?

- Вашего текста. Сами убедитесь.

Мужчина вытащил из портфеля и протянул мне несколько листов с отпечатанным на них текстом. Как только я увидел, что это был за текст, ноги перестали меня слушаться. Сил хватило только сделать шаг назад, прислониться к стене и опуститься на корточки. Гость вручил мне распечатанный на лазерном принтере мой текст, который я дописал и отправил по электронной почте примерно за полминуты до того, как этот странный человек позвонил в дверь.

- Поднимайтесь, собирайтесь с силами и привыкайте, - сказал «Пирс Броснан».

Он даже не наклонился ко мне. Стоял, смотря перед собой.

- Вы… вы… Вы кто? – полушепотом спросил я.

Гость вместо ответа на мой вопрос еще раз повторив сумму, которую я буду получать ежемесячно, работая на его организацию.

Он терпеливо дождался, пока ко мне вернулись самообладание и силы. Попросил закончить работу поскорее и, попрощавшись, удалился.

Я закончил переписывать неудачную часть текста (действительно, неудачную, как я понял, перечитав) примерно через полчаса. А спустя минуту после того, как новый вариант статьи ушел по электронке заказчику, зазвонил мой мобильный.

- Совсем другое дело! Вот теперь работа принята.

Я сразу узнал голос человека, недавно приходившего ко мне.

- До завтра отдыхайте. Можете выполнить одну, я полагаю, приятную для вас миссию. В прихожей есть кое-что для Зины. Сходите к ней.

Зина? Зина… Зина!!! Незнакомец «отбил» звонок до того, как я спросил, откуда он знает о Зине. Перезвонить не мог. Номер, с которого звонили, был засекречен.

Впрочем… Даже если б я спросил, вряд ли получил бы ожидаемый ответ.

В прихожей стояла коробка с логотипом известной фирмы-производителя ноутбуков. Меня даже уже не удивило то, что незнакомец приходил ко мне с одним портфелем. Начал привыкать к неожиданностям.

В коробке лежал ноутбук, точь-в-точь такой же, как Зинин, который она три дня назад выбросила с балкона. Это была очень печальная история. В тот день все начиналось просто замечательно. Зина освободилась раньше и в конце рабочего дня зашла на мою работу за мной. По дороге домой мы купили морепродуктов, сладостей и белого вина. Вечер обещал быть просто замечательным с еще более замечательным продолжением. И был бы, если б я не опрокинул откупоренную бутылку на ноутбук моей гражданской дражайшей половины. Да еще и поступил неправильно: не выдернул вилку из сети и не вынул аккумулятор, а сдуру начал выключать компьютер обычным способом. За это время влага дошла до материнской платы, и… Зина – наполовину осетинка: мои беспомощные оправдания только еще больше «раскочегарили» ее горячий темперамент. Ноутбук полетел с балкона (этаж – седьмой, площадка перед подъездом заасфальтирована), я пережил нешуточный скандал. Зина уже три дня живет у своих родителей, со мной не общается.

Лежавший в коробке ноутбук был точно также обклеен стразами, как ноутбук Зины. Когда я его включил, на «Рабочем столе» увидел нашу с ней фотографию, сделанную во время летнего отдыха. В общем, это был тот самый ноутбук… Хотя… Таким же, как старый ноутбук Зины, он был внешне, да информация в нем была та же. Но «начинка» – ультрасовременной.

Я позвонил Зине. Примирение мы отмечали в самом лучшем ресторане и в «люксе» самой лучшей гостиницы.

Всю избирательную кампанию я работал только на одного кандидата, будучи уверенным, что к финишу он придет далеко не первым. Потому сказать, что результат выборов мэра меня удивил, - ничего не сказать. Никто из других кандидатов ничего не смог поделать: все прошло честно, без единого нарушения, и мой кандидат действительно победил с огромным преимуществом. Человек, которого еще совсем недавно боялись, ненавидели, который был противен, мерзок, совсем не симпатичен!

Когда я узнал о таком результате, созвонился с несколькими знакомыми. И был в еще большем шоке от того, что все они голосовали именно за этого кандидата. А в ответ на вопрос о причинах такого выбора бормотали что-то невразумительное.

Но это неприятное ощущение вскоре сменилось прямо противоположным: «Пирс Броснан» передал мне от кандидата конверт – премию по случаю победы – мой гонорар и еще столько же.

В том же духе и столь же успешно я отработал еще несколько разных избирательных кампаний. Признаюсь, зачастую был даже не в курсе, кто и куда баллотируется, когда нужно было писать на, как говорится, «околовсяческие» темы: просто изучал «матчасть» и – вперед! Но порой приходилось «влезать в шкуру» кандидата, и все они оказывались не лучше того городского головы, моего первого в этой компании.

Работой меня не заваливали, ее было ровно столько, чтоб я мог все делать, как говорится, в лучшем виде. И делал, потому что с оплатой меня не обижали. Спустя примерно год я даже немного удивился произошедшим в себе переменам: до того был слегка полноват, а теперь похудел, посвежел. Впрочем, а каким еще мог быть результат регулярных посещений лучших спортзалов, бассейнов, сауны. Времени и денег на это вполне хватало.

Правда, иногда задумывался о людях, которым помогаю пробиться во власть. Не было среди них ни одного человека, вызывавшего хотя бы тень симпатии. О нескольких я слышал или читал и раньше: все были фигурантами скандалов и криминальных историй. Но задавать «Пирсу Броснану» лишние вопросы не хотелось. Да и ответ знал заранее.

 ***

Он пришел ко мне около полудня. К счастью, Зина была на работе, иначе настойчиво звонивший в мою дверь неряшливо одетый небритый мужчина с опухшим лицом и воспаленными глазами нешуточно напугал бы ее.

Я не вышвырнул его, так как он сразу же назвал меня по имени, назвал мое место работы и упомянул о человеке, похожем на Пирса Броснана, которого называл «менеджер». Признаюсь, я как-то не утруждал себя подбором определения рода его занятий.

- До вас я на них работал. Тоже зарабатывал так, что хватало и на шикарно обставленную квартиру, и на все удовольствия. А потом…

Он закрыл руками лицо и беззвучно зарыдал.

-…Три месяца назад погибла моя мать… На тротуар выскочил «Лексус»… Водитель не справился с управлением на большой скорости… А за рулем был кандидат в депутаты, которого мы продвигали. И тут началось что-то, совершенно невообразимое для меня. Буквально часа через два в ГАИ мне заявили, что мама попала под колеса, так как переходила дорогу в неположенном месте, что «Лексус» не превышал скорость, а перестраивался, потому и водитель ничего не мог сделать. Сказали, что никого не будут привлекать к ответственности. Вдруг куда-то пропали свидетели, которых было немало: оказалось, что милиция никого из них не опрашивала, а мне подсунули показания какого-то водителя такси, который заявил, что сам едва не врезался в столб, когда мама перебегала дорогу. Перебегала! При ее-то диабете! Когда я пытался доказать очевидное, на меня смотрели, как на умалишенного. А потом вообще вытолкали из райотдела, дескать, чтоб отдохнул, пришел в себя. Даже не вытолкали, а передали в реки менеджеру. То, что я услышал от него, повергло меня… Даже не знаю, как описать ощущение от всего этого. Менеджер заявил, что я обязан работать, как и ранее, что его фирма сделает все, чтоб кандидат был избран, а потом… Пообещали разобраться с ним сами, если я сам этого захочу. Я взял и ляпнул, что хочу, чтоб тоже самое, что с моей мамой, произошло со всей его семьей. Менеджер сказал: «Сделаем». Разумеется, я воспринял это как совершенно неуместную шутку, неудачную попытку приободрить меня. Не знаю, откуда и как, но я нашем в себе силы продолжить работу. Кандидата благополучно избрали, а не следующий день после выборов погибла вся его семья: родители, сестра, жена с маленькой дочерью. И все – при одинаковых обстоятельствах. Догадываетесь, при каких?

- Машины выезжали на тротуар?

- Да. Причем, за рулем были образцовые водители. Никто не мог понять, что произошло. Все винили себя. Я узнал, что примерно через неделю после того один из тех водителей покончил с собой. Во время очередной нашей встречи, разумеется, попытался все выяснить у менеджера. Он только сказал: «Неосторожность клиентов с желаниями – обычное явление для нас. А для вас это – урок на будущее». И как ни в чем не бывало, заговорил о новом задании. И тут меня как будто… Даже не осенило, а наступило просветление. Я не слушал менеджера, а перебирал в памяти всех тех, на кого мы работали: сплошь – люди с криминальным прошлым, от которых в быту мы стараемся держаться подальше. Но на выборах они набирали такие проценты… Вы догадываетесь, что мы работаем не на простую консалтинговую фирму, а на…

- Кажется, понял, к чему вы клоните. Что за чушь вы несете?!

- А вдумайтесь, кому вы, персонально – вы, помогали выигрывать выборы. Это – кристально честные люди с безупречной биографией и с чистыми помыслами?

Как ни крути, а он был прав. Мне тошно даже вспоминать некоторых из тех, на кого приходилось работать. Наверняка, встретились бы и более мерзкие особи. К счастью, не всегда возникала необходимость лично общаться с клиентом. В противном случае получилась бы еще та коллекция уродов.

Он все еще стоял в прихожей. Я пригласил его войти. Признаюсь, не только из вежливости. От пережитого за столь короткое время меня не очень-то держали ноги. Но я все же дошел до бара, достал бутылку коньяка. Он даже не притронулся к налитой для его рюмке, я в свою наполнял трижды. Только после третьей почувствовал приятное тепло в желудке и легкое помутнение в голове.

- Вы понимаете, - спросил я его, - если все, о чем мы говорим и о чем догадываемся, - правда, то вся или почти вся наша политика – это люди…

- Я в этом ничуть не сомневаюсь! Если абстрагироваться от нашей, вернее, сейчас уже вашей, клиентуры, вы разве когда видели, кто управляет городом, областью, страной, никогда не задавали себе вопросы вроде: «Как эти идиоты пробились во власть? А чем я, не имеющий таких благ, хуже?». Задавали! Уверен, задавали! Так вот он – ответ. Теперь понимаете, кто помогает некоторым людям получать то, чего они, по чести говоря, не заслужили?

- Но если так, что мы тогда для чего? И, насколько я знаю, в конторе есть еще немаленьких штат имиджмейкеров, социологов, политтехнологов… Они тогда – для чего? Если так такая «крыша», ну или будет более подходящим сказать – такое «основание», то может же все и само собой образоваться: раз – и…

- Не все так просто. Я понял, для чего нужны мы и другие специалисты. Мы все – катализатор, который запускает реакцию. Не зря же говорят, что любовь – своего рода химия, когда идет реакция, и человек ничего не может с собой поделать. Но реакцию нужно спровоцировать. В данном случае – дать людям возможность узнать мразей, которых мы продвигаем с другой стороны. И срабатывает так называемое правило двоечника и отличницы. Такое, знаешь, хрестоматийное, можно сказать, дедовское. Казалось бы, чем может двоечник-маргинал понравиться отличнице, привлечь ее. Но двоечники нравились примерным девчонкам, которые вдруг начинали думать: «А, может, он и не такой плохой, как кажется». К тому же харизма срабатывала: не даст скучать, защитит, позволит выделиться среди подруг...  В нашем случае «двоечник» - кандидат из самой отпетой мрази, «отличница» - избиратели. А мы – как раз те, кто заставляет «отличницу» задуматься на тему «А, может, он и не такой плохой, как кажется». Понял?

Я вспомнил одно из своих недавних заданий. Кандидат был – просто «загляденье»: все прекрасно знали, что почти вся его официальная биография – «дутая», что на самом деле крови на его руках и на его совести, может быть не меньше, чем у иного палача при Сталине, но… «Да, он – бандит. Так это же и хорошо: наведет порядок», - заявил мне на полном серьезе директор школы, которой кандидат подарил компьютерный класс. Спросил у него: «Для вашего сына такой же судьбы хотите?». Вместо ответа услышал извинение и сетование на огромную занятость, то есть – намек на необходимость прекратить беседу. Когда выходил из школы, увидел, что меня ждал «Пирс Броснан». Сейчас уже понял, каким образом он так быстро узнал о нашем разговоре с директором. Я выслушал пространную нотацию о том, куда мне вмешиваться категорически не следует. Принял к сведению. Но, как говорится, осадок остался.

- И давно вы от них скрываетесь? Да, и, кстати, почему пришли ко мне? Как обо мне узнали? Чего хотите? – поинтересовался я у пришедшего ко мне человека.

- Да уже почти месяц живу такой жизнью: каждый день, как последний. Не пугайтесь, Иваном Бездомным не стал, не намерен обвешиваться крестами и размахивать иконами. Хотя, страшно, конечно. А – к вам… Скажем так, в наш… в вашей конторе с некоторыми людьми (подчеркиваю – людьми!) у меня даже после ухода сохранились очень даже хорошие отношения. Вот и… Большего не расскажу: сами понимаете. А хочу… Просто хочу рассказать, куда вы попали. Может быть, из-за этого хоть что-то изменится. Просто рассказать… Мне сказали, что менеджер считает именно вашу работу очень важной для результата в целом. Кстати, люди, которых я упомянул все понимают, но делают вид, что ни о чем не догадываются. Я-то… Признаюсь, к женщинам я равнодушен… Ну, понимаете, о чем я. Потому семьи в традиционном понимании у меня нет, постоянных отношений тоже нет уже давно. Этим и отличаюсь от тех, других, которые понимают, куда влезли. Единственным по-настоящему близким человеком для меня была мама. Была…

Слушая его, я никак не мог определиться с тем, как самому относиться к происходившему. Живешь себе, горя не зная, и – вдруг – ни с того ни с сего – такое! Не хотелось вписываться в любимый психологами шаблон «паника – воинствующее неприятие – примирение». Но я даже не представлял себе, как все это воспринимать и, главное, что делать.

Это замешательство заметил мой гость и, не скрою, к моему удовольствию воспринял мою реакцию именно так, как мне больше всего хотелось:

- Я ухожу. Уверен, что мы больше не встретимся. Очень надеюсь, что бы правильно распорядитесь тем, что знаете.

После его ухода я, разумеется, о работе не мог даже думать. Всю оставшуюся часть дня и большую часть вечера просидел в раздумьях. Уж очень не походил мой гость на человека, повредившегося рассудком. Слишком уж много в его словах было такого, над чем действительно следует подумать.

А подумать нужно было в первую очередь над тем, что произошедшее – своего рода «точка невозврата», когда уже многое не будет таким, как прежде.

Дождавшись возвращения Зины с работы, я ушел. Ей сказала, что по делам, а сам просто бродил по вечернему городу. Примерно спустя час такой прогулки пришла мне в голову мысль…

А если… Впрочем, будет ли это одобрено?

- Будет. Потому-то мы и позволили вам встретиться. Хотелось, чтоб вы пришли к этому решению самостоятельно.

Справа от меня стоял «Пирс Броснан». Возможно он даже некоторое время шел рядом, а я этого не замечал. Он протянул мне руку. Я поймал себя на мысли, что раньше мы никогда не обменивались рукопожатиями.

Когда мы пожали друг другу руки, не вспыхнула молния на небе ни с того ни с сего, не произошло землетрясения. Даже я почувствовал только рукопожатие.

- И все-таки для вас произошло нечто, - сказал «Броснан», который наверняка знал, что я подумал, а, может быть, - и что подумаю. – Только на самом деле все происходит абсолютно не в соответствии со стереотипными представлениями. Вы пока даже не представляете, у кого завтра выявят неоперабельный рак, кого через полгода похоронят с почестями на вашем кладбище. А нам нужно уже начинать готовиться к избирательной кампании. Вы наверняка рады, что закончилась пора написания текстов для разных дебилов и моральных уродов. Но этот опыт вам очень пригодится. Завтра начинаем!

- И…

- Завтра! А сейчас проведите вечер с Зиной. Для нее скоро тоже многое изменится. Очень многое. Как и для вас. И вы были совершенно правы: сегодняшний день – точка невозврата. Для всех. Я имею в виду не только вас, Зину, себя, но и… Впрочем, больше – ни слова. Будете обо всем узнавать в свой черед.

- И все-таки последний вопрос…

- Придя к вам, он сделал то, что должен был сделать. Сыграл свою роль, выполнил свою миссию. Он уже – отработанный материал. В его россказни никто не поверит. И прошу вас, хватит о нем. Не интересно.

- Я должен буду подписать какое-то соглашение?

- Вы его уже, можно сказать, «подписали», решив продолжить сотрудничество с нами на новом уровне.

- Как будто у меня был выбор. Ведь иначе…

- Выбор есть всегда. Вы свой сделали. И закончим этот разговор. До завтра.

Мы снова обменялись рукопожатиями. Проезжавшая рядом машина вдруг просигналила. Я рефлекторно обернулся на резкий звук. Когда повернулся в прежнее положение, «Броснана» уже не было. Как будто его не было вообще.

Хотелось спросить у окружающих, не с самим ли собой я беседовал, но, представив, как это будет выглядеть и как будет воспринято, отказался от идеи. Ведь кто-то же давал мне задания, платил гонорары (реальные!). Кто? Ответ напрашивался сам собой, но очень не хотелось признаваться, что всё именно так. Идя домой, я настойчиво отгонял от себя эти мысли. А что еще мне оставалось делать?