Отщепенец

Эта измученная и выглядевшая старше своих лет женщина безумно любила свое больное дитя. Угадывала желания Маши еще до того, как другим становилось понятно, чего девочка хочет. Стоило ей взять мать за руку, как они вместе шли к холодильнику (хочет есть), к компьютеру (хочет послушать музыку), к игрушкам, к туалету… Маша не вела маму, а они, взявшись за руки, шли вдвоем как раз туда, куда ребенку было нужно.

У Маши — туберозный склероз. Это – очень редкая болезнь, при которой в организме образуется множество мелких доброкачественных опухолей (туберцы, туберсы, туберы – по-разному называют) — на коже и во внутренних органах. Опухоли похожи на гроздья мелких ягод. Из-за того, что гроздья таких опухолей образуются и в мозгу, возникают судороги.

Я многое повидал, но все равно было не по себе, когда видел, как мать смотрит на дочь, когда та падает на пол или на кровать, закатывает глаза, учащенно дышит, перекатывается со стороны в сторону…

При туберозном склерозе во время судорог больному нельзя помочь, можно только ждать прекращения приступа. И она ждала. А в ее глазах читались и безграничная жалость к дочери, и безотчетная ненависть к тому, из-за кого она так страдает…

Вопреки расхожему мнению о нас мы можем полностью проникать в сознание только своих подопечных. Помыслы других людей мне абсолютно неведомы. О них могу только догадываться. Когда я смотрел на женщину, переживавшую за своего несчастного ребенка, мне казалось, что в это время она представляет себе кого-то, терзающего ее Машеньку, и готова сама растерзать этого «кого-то».

Была у нее и жгучая ненависть к себе из-за неспособности помочь дочери, и вызванная этим колоссальная ярость, кипящая в душе и не находящая выхода наружу.

Не понимаю, как, но ей удавалось сдерживать, гасить в себе эти порывы.

Да, женщина при всем при этом была удивительно доброй ко всем окружающим, никого не винила в своих бедах. Многие в таких ситуациях озлобляются на все на свете. А она даже не держала зла на некоторых соседей, называвших ее дочь (чаще – за глаза, но в таких случаях тайное очень быстро становится явным) «убогая», «овощ», «даун»… Кому-то она объясняла, что при туберозном склерозе сильно задерживается развитие коммуникативных функций, ребенок замыкается в своем мире, и обучение его навыкам общения – дело не дня и не года. А кого-то старалась просто не замечать. Она и так смогла добиться того, о чем многие родители таких детей и не мечтают. А кого-то из любителей вешать «ярлыки» просто прощала. Старалась не обращать внимания на них.

Я знал, что эта семья не может позволить себе почти ничего из того, без чего можно прожить. Мать полностью посвятила себя дочери, отец надрывается на трех работах, дома почти не бывает. Лечение девочки обходится очень дорого. И все до копейки они оплачивают сами. Филантропы даже не знают о существовании этой семьи.

Впрочем…

Те, кого я представляю, тоже называют свою деятельность благотворительной. Многие из нас уверены, что совершают очень хорошие поступки. Собственно, и я был в этом даже более чем уверен. И скажу без ложной скромности, что был одним из лучших. Гордился этим. И только недавно понял, как сильно мне завидовали.

А я помню времена, когда мы не имели никаких слабостей, присущих людям. Вообще были чужды присущим им качествам. Но, как те же люди говорят, с кем поведешься…

Наверняка именно завистники нашептали начальству, что Машу можно поручить только мне: мол, он – лучший, прекрасно справится…         

Замысел созрел очень быстро.  

Врачи объяснили бы падение с пятого этажа особенностями болезненного поведения: одно из проявлений туберозного склероза – периоды неожиданно возникающей гиперактивности, когда за ребенком нужен глаз да глаз: ему непреодолимо хочется действовать, куда-то идти, лезть…

И нет абсолютно ничего противоестественного в том, что девочку вдруг «накрыло», когда отец был на работе, а мама консервировала овощи на зиму и не могла неотлучно находиться рядом с дочерью.

Как нельзя более подходила для моего плана спальня. Во время судорог Маша очень часто закатывалась под кровать: она заметила, что в темноте а и в замкнутом пространстве ее ощущения почему-то были менее болезненными. Потому если мать и захочет проверить, как там дочь, подумает, что она – под кроватью, в первую очередь проверит там. Это позволит мне выиграть время. В таком деле и доли секунды значимы.

Одна половина окна заклеена светоотражающей пленкой, чтоб в эти летние дни в комнате было не так жарко. И это мне поможет.

Конечно, можно было бы сделать и куда проще, но я не хочу, чтобы хотя бы тень подозрения пала на мать: дескать, устала, не выдержали нервы, и… Нет! Не заслуживает такого эта женщина. Да, мы не изверги. Этой женщине и без того будет нестерпимо больно, а если ее еще и несправедливо обвинят…

Поймал себя на мысли, что я все же имею кое-что общее со своими завистниками. Мы поступаем по-человечески. Они – по-своему, я – по своему. Забавно все-таки получается.

Я сделаю так, чтоб Маша по карнизу перешла на ту половину окна, где стекло заклеено, чтоб люди внизу увидели, что ребенок – один, что сам упал, без посторонней помощи. Постараюсь, чтоб увидел это хоть кто-то из соседей, знающих о болезненном состоянии девочки. Тогда уж наверняка и милиция ни в чем не заподозрит женщину, и муж. Может быть, эта семья решится на второго ребенка. Возраст позволяет. Знаю, что боятся: Машино заболевание – генетическое, наследственное.

Я впервые увидел их в магазине. Маша заворожено смотрела на магазин игрушек в торговом центре «Аврора». Мама водила ее туда. Изредка покупала что-то относительно недорогое. Но в основном водила, чтоб дочь просто полюбовалась. Понимала, насколько ей нравится даже просто смотреть на то великолепие. Не знаю, ощущала ли женщина, что чувствовала и воображала дочь во время посещения этого магазина. Да, именно там у Маши включалось воображение: она видела себя в чудесной стране, населенной диковинными существами, с каждым из которых она может общаться и они – с ней.

Каждый раз после посещения этого магазина Маша вела маму к компьютеру: девочке очень хотелось послушать свое любимое музыкальное произведение - Вокализ, №5 для фортепиано и скрипки Рахманинова. Его еще называют «Сад Эдема», «Нежность». Маша впервые услышала это произведение год назад, когда ехала с мамой в Донецк на очередной курс лечения: в родном Луганске даже диагноз не смогли поставить.

В автобусе работало радио. Девочка прекрасно помнит, как она встала и пошла к кабине водителя, к динамику, что быть ближе к лившимся из него звукам. Помнит и грубый окрик водителя, увидевшего в зеркале шедшего по салону ребенка. Мама поняла, что дочери понравилась музыка: девочка показывала на динамик и хлопала в ладоши.

Произведение, которое произвело на дочь такое впечатление, потом нашла мама. Девочка слушала эту музыку каждый день: она была немногим из того, что заставляло ее проявлять эмоции. А после посещения магазина игрушек Маша могла с помощью любимой музыки ненадолго возродить в своей памяти диковинную страну, населенную дамами в пышных платьях, веселыми зверушками, говорящими машинами, благородными супергероями. Мама, конечно же, этого не знала, но просьбу дочери включить музыку выполняла всегда.

И сейчас Маша услышит из окна спальни свою любимую музыку, подойдет к окну. И увидит за ним ту самую страну, которая возникает в ее воображении при посещении магазина игрушек.

Очень удачно для меня располагается мебель: девочка без труда залезет на подоконник. Пройдет по карнизу, чтоб выйти на тропинку, ведущую в заветный мир. И…

День я подгадал более чем подходящий: неподалеку от того дома находится стадион «Авангард». В тот день он был до отказа заполнен: почему-то далеко не лучший стадион в далеко не лучшем городе выбрали для важного футбольного матча. За несколько дней до него ходили слухи, что не обойдется без большой драки между болельщиками. Не знали люди, что на самом деле затевалось.

Наше начальство несколько лет назад присмотрело Луганск как одну из баз практики для новичков. Правда, практиканты, которых направляли в этот город, разочаровывали: работали без фантазии. Четыре группы не нашли ничего умнее, кроме как устраивать взрывы газа: в жилом доме, в офисном здании, в кафе… Последняя группа решила блеснуть выдумкой, но сделала это так, что «фантазеры» до сих пор отрабатывают повинность в реанимациях для новорожденных и в онкологических лечебницах: на самой легкой и самой бесперспективной для нас работе. Нужно же было додуматься взорвать кислородный баллон в больнице! И не подумали, что люди не настолько глупы, чтоб не сделать из этого выводы. Конечно, сделали. И усложнили нашему ведомству работу на будущее.

Начальство хотело, чтоб в тот день на футбольный матч отправилась группа новичков. Причем, лучших из них. И тогда на следующий день люди наверняка читали бы статьи с заголовками вроде «Суперкубок на крови» или «Страшная трагедия в Луганске». Но в последний момент новичков отправили в Сирию и Ливию: настояли те, кто работает там, и тогда они очень нуждались в помощниках. Кстати, большинство новичков потом туда же на постоянку и определили.

Матч такого уровня – событие не только для болельщиков. Наверняка зевак будет немало. И возле того дома – тоже. Будут среди них и жильцы. Они-то и увидят, что девочку никто из окна не выбрасывал, не выталкивал.

Начали!

Вокализ № 5 для скрипки и фортепиано Рахманинова – действительно дивная музыка. Работая с людьми, мы научились даже немного ценить то, что ценят они.

Небо – без единого облака. Бархатистая трава. Ожившие диковинные зверушки и куклы, казалось, с нетерпением ждали только ее. Когда Маша встала на подоконник, она увидела, что все обитатели дивной страны посмотрели на нее, и в их взгляде были только дружелюбие, радость и надежда. Она вот-вот присоединится к ним…

- Маша, нет!!!

Признаюсь, не ожидал, что мама среагирует так быстро. Девочка уже почти встала на тропинку, ведущую в ее королевство. Еще бы мгновение…

- Маша!!! Маша!!! – кричала женщина, а потом, все еще крепко держа девочку, перевела взгляд на людей внизу:

- Помогите!!! Помогите!!!

У дома сразу же собралась толпа. Кто-то из соседей сказал, где живет женщина. Несколько человек побежали в подъезд. Зачем? Квартира-то заперта.

Маша смотрела на жителей страны, куда она так хотела попасть. И изо всех сил пыталась вырваться. Она – довольно крупная девочка. Признаюсь, для меня – загадка, как мама ее удерживала.

Было заметно, что силы понемногу оставляют женщину. Но происходило это гораздо медленнее, чем я предполагал. Видимо, годами приучавшая себя сдерживаться, женщина будто аккумулировала в себе колоссальное количество энергии. И вот представилась возможность ее израсходовать.

За те годы, что я имею дело с людьми, понял: хуже всего – изображать спокойствие. Когда не можешь бить посуду, потому что еще больше расстроишь домашних. Не можешь запустить в стену свой телефон, потому что не купишь новый. Не можешь уйти к друзьям, потому что у них есть дела поважнее. Не можешь даже написать в интернете, потому что не хочешь показухи и жалости; да и неприятно будет нарваться на моральных уродов, для которых боль другого человека – повод для тупых хохм, а даруемая интернетом анонимность делает такого человека просто сказочно смелым. И всё, что дозволено, – «поедать» себя изнутри.

Но каким-то непостижимым для меня образом у этой женщины ее сдерживаемая годами ярость не переросла в «поедание», а просто в ней что-то накапливалось, накапливалось… Для этого часа что ли…

Но даже такого могучего потенциала могло не хватить, чтоб спасти ребенка. Маша все еще рвалась в свою сказку, которую я нарисовал для нее и делал все более яркой и манящей. Еще мгновение…

- Прекрати!

Он… Не думал, что встречусь с ним здесь и при таких обстоятельствах.

- Прекрати! Ты можешь погубить обоих! Остановись! Еще не поздно!

Когда-то ему велели обеспечить случайную встречу милиционера с тремя друзьями, которые незадолго до того отпраздновали освобождение одного из них из колонии. Двое других тоже имели тюремный опыт. На пустынной улице они должны были встретить милиционера в форменной одежде, но без оружия. Намерение расправиться с представителем ненавистной профессии созрело бы мгновенно. У милиционера не было бы шансов: уголовники были крепкими мужиками, да и от численного превосходства никуда не денешься. Принял бы милиционер мученическую смерть.

Его не зря послали сопроводить именно этого человека. Поняли, что среди нас появился сомневающийся в нашей миссии. Но не оценили объективно степень сомнения.

Милиционер вдруг решил зайти по дороге домой в магазин и изменил привычный маршрут…

Два года прошло с тех пор. Он все еще с ним. Милиционер дослужился до заместителя начальника райотдела. В Луганск приехал с подчиненными: прислали следить за порядком на футбольном матче. Мимо дома проходил… Люди сказали бы «случайно». Ну пусть будет – случайно.

А мой бывший коллега уже совсем не тот, каким я его знал до отступничества. Никто даже не предполагал, что им удастся продержаться так долго. Признаюсь, я даже побаивался, что меня пошлют разобраться с отщепенцем и с его подопечным. Нет, вовсе не потому, что у тех, кого ранее посылали, ничего не выходило. Просто хотелось выполнять только свои непосредственные обязанности.

Я-то прекрасно понимал, что наша миссия не так уж плоха. Мы избавляем людей от страданий, к каждому приходим в свой срок. Но некоторые из нас вдруг самостоятельно решают, что какой-то человек, который должен уйти из жизни, еще чего-то не сделал, не доделал, что ему еще рано. И становятся… Люди, кстати, это заметили и называют такое явление «ангел-хранитель». И даже не подозревают, что в самом начале совместного с человеком пути хранитель приходил к нему совсем в другом качестве. И ему есть свои определения: «ангел смерти», «жнец»… Так-то выходит.

Он был непреклонен:

- Прекрати, прошу! Разве не видишь, что ребенок достоин жизни, если женщина готова пожертвовать собой, чтоб спасти дочь?!

Действительно, еще немного – и они обе выпадут из окна: мама не отпускала дочь, а та пыталась вырваться, чтоб уйти в свой мир, в созданную мной иллюзию. 

Как я об том не подумал раньше?! Если здесь - наш отщепенец, то где-то рядом должен быть его подопечный.

Так вот, что меня смущало! Вот почему я так хорошо чувствовал маму девочки и еще кого-то. Этот кто-то, мужчина, одетый в милицейскую форму, сейчас с помощью соседей заканчивал выламывать дверь в квартиру. Очень скоро он окажется рядом с тем окном…

Я могу заставить его бежать чуть быстрее, чем это нужно, не рассчитать усилия, и не вытащить женщину с ребенком, а толкнуть их, и…

Я?!

Да, выходит, что - я. Поблизости – никого из наших. Только, разве что этот отщепенец. Который скоро может стать косвенным виновником двух смертей. А потом наблюдать за третьей, добровольной, будучи не в силах ничего поделать. Сейчас я прекрасно понимал, что невольно (невольно – для людского понимания, но на самом деле – по моей воле) став убийцей двух человек, милиционер долго не продержится. Не такой он человек, чтоб все это спокойно пережить.

И еще понял, что меня прислали не только за девочкой и не только ради нее.

Выходит, все же с моей помощью решили наказать нашего отщепенца. И способ придумали – очень изощренный. Скорее всего, – именно так оно и есть.

Может быть, это странно для того, кто обеспечивает уход людей из жизни, но мне вдруг стало нестерпимо больно и обидно из-за того, что меня просто использовали. Люди сказали бы, как пешку в шахматной игре. Может быть, потом меня, конечно, даже поощрили бы за оригинальность. Как после дела с чернокожей певицей, которую я заставил заживо свариться в ванне с кипятком, предварительно хорошенько накачав лекарствами и наркотиками. Правда, тогда работал один и был сам себе начальником.

Здесь же…

И как мне потом с этим мириться? Я, один из лучших в своем деле, стал просто… Ну да, люди правы – «пешкой». Впрочем, почему – люди? Этой игре их мы же научили. Забавы ради, не раскрывая ее истинного смысла.

Милиционер уже в квартире. Вот сейчас он подбежит к женщине. Надо бы ему на секунду остановиться, чтоб все сделать четко и правильно. Не остановится, не сделает. Потом все спишут на сильнейшее эмоциональное напряжение, на полное отсутствие времени для обдумывания.

И все же… Как они могли?!

Могли!!!     

Несколько месяцев назад, когда наш Старший поздравлял меня с удачным завершением прошедшей под моим руководством операции с крушением президентского самолета под Смоленском, он заметил, что со мной что-то не так. Поинтересовался о причине. Я ответил:  

- Да вот задумался об одной вещи. Есть ли кто-то, кто боится потерять меня? Есть ли кто-то, кого я боюсь потереть? У людей зачастую – есть, и это наполняет их жизнь содержанием. А – мы? Ради чего, ради кого – все то, что делаем мы?

Не положено это нам. Даже мысли на такие темы для нас – страшная крамола.

Старший сказал мне, чтоб я раз и навсегда избавился от этих человеческих предрассудков, что мы - не из тех, КТО может потерять и КОГО можно потерять. В общем, ничего нового и дельного я для себя не услышал. Об этом разговоре, признаюсь, забыл. А Старший – нет. Наверняка! Скорее всего, завистники нашептали ему насчет моей кандидатуры для девочки, а он придумал все остальное.

И – вот…

Проверка на вшивость, как опять-таки говорят люди…

И кто из нас ее пройдет, а кто – нет? Не пройдут - они!

Да, за столько времени общения с людьми (пусть и одностороннего) я и сам стал в какой-то мере человеком. И они это поняли. Как только закончу работу, меня похвалят, поощрят. А потом отправят на какую-нибудь рутину. Вероятность – стопроцентная. Так уже было у нас. В таких случаях мы становимся в своем сообществе отработанным материалом. Я понял это только сейчас.

И что я могу изменить? Для всех нас – ничего. А для себя…    

Он это понял гораздо раньше меня, не позволив милиционеру, отцу семейства, любимому и любящему человеку, преданному другу, погибнуть от рук трех уголовников. А я…

...Девочка была сильно раздосадована тем, что манившая ее дивная страна вдруг исчезла. Но перестала вырываться. Милиционер вдруг понял, что ему нужно на секунду остановиться, принять единственно верное решение, и…

Когда они были уже в безопасности, Маша, как ни в чем не бывало повела маму к холодильнику, абсолютно не обращая внимания на то, что женщина была абсолютно обессилена. Милиционер, придерживаясь за стенку, сел на диван, тяжело дыша… Но отдыхать ему пришлось недолго. Зазвонил мобильный телефон.

- Буду через три минуты, - ответил он звонившему и направился к выходу.

Соседи сообща чинили как могли выбитый замок квартирной двери…

А я снова увидел его.

- Почему ты это сделал? – спросил он.

- Потому же, почему и ты.

- И что дальше? С кем остаешься?

- Разве не понятно?

- Понимаешь, что тебя ждет?

- Встречи с подобными себе, но себе – такому, каким я был еще несколько минут назад.

- И ты уверен, что еще хоть кто-то последует твоему примеру?

- Нашему примеру. Скорее всего, не последуют. Кстати, тебе не пора? Твой уже убежал. А мне нужно многое обдумать.